#После Огня
Шрифт:
– Да ведь ты не виноват ни в чем, Лин, глупый… Ты не виноват. Это они решили. Представляю, какой крик поднялся в Городе, когда ты туда залетел. – Она взъерошила его волосы цвета спелой ржи с картинок старой Феты. – Ты теперь Вожак, с ума сойти!
Он слегка качнул головой и осторожно, чтобы не раскашляться, выдохнул.
– Да какой я Вожак, завтра же откажусь.
– Не смей! Шае нужен этот паек, она сможет помогать соседям, переселитесь из этих трущоб в центр. Говорят, там вода чище. Да и Братство. Ты сделаешь их жизнь лучше. Ты отважный, ты мудрый, ты добрый… – Алиса
Стараясь, чтобы Лин не заметил, она подняла руку, желая рукавом стереть их с лица, но парень наконец посмотрел на нее, замер на мгновение и обнял ее за хрупкие, как у подростка, плечи. Уткнувшись в старую, поношенную куртку Крылатого, Алиса дала волю слезам, оплакивая каждый день, который могла бы провести, но уже не проведет в этом маленьком родном домике, в кругу Братьев, готовых защитить ее от любой напасти, уберечь от всего, кроме решения Вожака.
Они еще посидели так, медленно раскачиваясь, словно баюкая друг друга, пока слезы не кончились. Алиса слегка отстранилась и почуяла, что обычный запах гари мешается с горьким запахом сгоревшего ужина.
– Вот же растяпы! – Девушка метнулась к печи, обернула тряпкой ручку старой кастрюли и сняла ее с огня. – Чем теперь будем ужинать? Тут все пайки. Тетка расстаралась, такое рагу, наверное, даже с кусочком мяса…
Лин подошел к Алисе сзади, крепко прижал к себе и зашептал ей в затылок:
– Я не могу тебя отпустить. Когда он меня подозвал, я шел и думал, что мне теперь дадут дом. Что мы с тобой сможем туда переселиться, попробовать быть… Я не знаю. Вместе? Так это называется? Получили бы разрешение в Городе. Я даже и не понял сразу, что Вожак выбрал тебя, стоял там, как идиот. Да я до сих пор этого не осознал. Зачем ему ты? Я выбью из него ответ. Он тебя не заберет… Он не посмеет, я клянусь. Я пойду вместо тебя.
Алиса слушала этот жаркий шепот, не пытаясь обернуться. На секунду она позволила себе представить, как смущенный Лин предлагает ей переселиться в дом Вожака вместе. Как заохала бы Шая и как одобрительно присвистнули бы в Братстве, узнав об этом. Наверное, и в Городе не были бы против. Наверное, она бы и сама не возражала. Сердце часто екало, когда Лин обнимал ее, дурачась. Так же оно замирает, когда входишь в пике во время полета. И Алиса догадывалась, что это значит. Они всегда были бы рядом, все это было бы так правильно и хорошо – и внезапно стало так желанно. Но Закон гласит: Крылатые не обсуждают приказ Вожака, не оспаривают приказ Вожака, исполняют приказ Вожака.
Она повернулась к Лину, приподнялась на цыпочки так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и со всей уверенностью, что нашла в себе, сказала:
– Ты не станешь этого делать, Лин. Ты – Крылатый. Ты – Вожак Братства. Завтра я поступлю так, как должна. Ты останешься, чтобы быть предводителем отряда, чтобы Город жил, чтобы бабка Фета жила и тетя Шая, чтобы соседским малышам было что есть. Тебя некому заменить. Ты нужен Городу и Братству. Обещай мне это, Лин, иначе я уйду сейчас. И мы даже не простимся.
Он долго смотрел на нее, не двигаясь, не дыша. Его темные глаза будто
– Обещаю.
И вот тогда она его поцеловала.
Шая долго стояла у двери большого дома Правителя, высившегося на застроенной лачугами площадке посреди скал. У входа в дом, где принимались решения, от которых зависела жизнь каждого, кто влачил жалкое существование в сожженном мире.
В памяти Города сохранился тот день, когда теперешний старик, а тогда молодой мужчина с волосами цвета воронова крыла, встал посреди площади и поклонился жителям. Правителя выбирали голосованием, бросая в чаши камушки: люди длинной вереницей шли выбирать одного из пяти главных, чтобы он стал самым главным. Шае было тогда не больше десяти, она крепко держала мать за руку и все ждала, когда их камушек стукнется о край чаши. В девочке виделась особая сила события, значимость того, что решение принимают они.
С тех пор никто не помолодел. Мать ее умерла от кашля в год, когда Шая вышла за Мерла; его самого лихорадка забрала через пару лет. А Правитель стал стариком. Жизнь плела паутинку лет удачных и неудачных. Город растил Крылатых, старик пожимал каждому новому воину ладонь и отправлял его на поиски пищи, воды и веры в будущую жизнь.
Шая уже и не помнила, когда видела Правителя. Последние годы его во всем заменяли советники, точно муравьи, шнырявшие из покоев в Город и обратно. Но в жизни, налаженной за столько времени, не случалось сбоев, так что и жаловаться мыслей ни у кого не возникало.
До сегодняшнего дня Шая тоже ни о чем таком не задумывалась. Живет ли в просторных покоях их Правитель, или он уже похоронен в какой-нибудь нише – это не столь важно, главное – ей есть чем кормить деток. Но теперь Город решил отобрать у нее половину сердца, и женщина, побуждаемая гневом вперемешку с нечеловеческим страхом за девочку, стучала и стучала в тяжелую дверь.
Наконец дверь приоткрылась, выпуская тонкую полоску света, и шелестящий голос советника произнес:
– Правитель устал. Он не принимает так поздно. Вы можете рассказать о своей нужде нам. А мы передадим ему на рассвете.
– На рассвете будет поздно, Огонь вас дери! – закричала Шая. – Мою девочку сделали Вестником! Ей двадцать два! Она еще ребенок. Она вырастет и подарит Городу сильных сыновей. А полоумный Вожак приказал ей завтра лететь с ним на верную гибель! – Она надрывала горло, уже сомневаясь в успехе.
– Нам жаль, но решение Крылатыми принято. Таков Закон. Доброй ночи.
Дверь затворилась, и Шая снова принялась стучать, чувствуя с каждым ударом, как ее покидают силы. Сколько уже она колотит, думалось ей, час, два? Бессмысленность усилий все больше подтачивала ее уверенность, но ведь девочка отправится на смерть в пустыню, если она не дозовется старика, говорила себе Шая. И это не давало ей опустить руки, перестать биться в дверь, которую больше не открывали, как бы она ни бранилась, ни умоляла.