После развода. Новая семья предателя

Арская Арина

И смогу ли я все это принять?

Осознать?

А потом с этим знанием жить?

Господи.

Сейчас разговоры о проблемах в нашей постели кажутся глупыми и мелкими по сравнению с тем, что скрывал все эти годы Роман.

Но я должна узнать о Романе всю правду, какой бы страшной она ни была.

Потому что я его любила. И, как оказалось, любила иллюзию. Пора узнать, что скрывалось за ней, и осознать — были ли у меня в семье реальные чувства или я просто наслаждалась театральной постановкой,

где главным режиссером был Роман.

— Рома, — мой голос дрожит от страха.

Может, правда о нем не излечит меня от боли в груди, заштопает сердце прочными толстыми нитями и стянут рану, ведь я тогда пойму, что на самом деле люблю лишь роль Романа, а не его самого, и меня отпустит.

— Того, — голос Романа походит на шепот мертвеца, — кто чуть не убил тебя и Алину.

Он замолкает и не моргает. На белках глаз я вижу тонкую кровеносных сосудов.

Его ответ возвращает меня в прошлое, где мне больно и страшно, где я беспомощно лежу на кушетке, а меня успокаивает доктор с кривой улыбкой и подозрительным блеском в глазах.

— Нет, — шепчу я, но руку Романа все так же не отпускаю, — нет… я не верю…

— Да, — отвечает Рома.

И наконец медленно моргает, но в нем все равно мало жизни и много черной безнадеги.

Я мало что помню из своих родов, кроме криков, встревоженных голосов медсестер, а после — темноты, из которой я возвращаюсь слабым призраком.

А надо мной склонился не тот врач, который раздраженно требовал лучше тужится, а пожилая женщина с мягкой улыбкой. Она шепчет, что все хорошо, что я и моя дочки живы.

Тогда я не стала спрашивать, кто она — на это не было сил, а после новости, чтоя больше не смогу иметь детей, весь мир стал неважен. Реальность смазалась в мутные пятна на долгие месяцы.

— Что ты такое говоришь? — сиплю я, чувствуя, как пульсирует вена на запястье Ромы.

— Он был пьян, — тихо и ровно отвечает он. В глазах нет ни злости, ни паники, ни страха, ни сожаления. — И он выпивал, пока принимал твои роды. Я узнал потом, когда Алинке уже было полгода.

Он замолкает, решив, что сказал достаточно, а я стою холодная и молчаливая, как статуя.

— Ты не шутишь? — сиплю я и мои внутренности скручивает фантомной болью.

— Твои роды принимал пьяный врач, Лера, — сухо отвечает Роман. — Я бы не назвал это ласково ошибкой.

Опять долгая пауза. Мне кажется, я зависла в черной бездне. Не только жизнь с мужем была иллюзией, но и роды оказались ложью, в которой я не стала копаться — было слишком страшно касаться этого даже в воспоминаниях.

Пьяный врач?

Из моей груди поднимается отчаянный клекот. Пьяный мудак чуть не убил меня и мою дочь. Холодно, и желудок схватывает болезненный спазм.

Я решила поверить в бред “возникли осложнения” без лишних подробностей, а реальность оказалась уродливой и мерзкой.

Я попала в руки к пьяному подонку.

— И при последней нашей встрече он опять был пьян, — Роман не отводит от меня взгляда, — и у меня крышу сорвало, Лера, когда он икнул мне в лицо, — подается в мою сторону и шепотом повторяет, вглядываясь в мои глаза, — икнул. С отрыжкой. И даже не вспомнил меня.

Я разжимаю пальцы на его запястье, поднимаю руку, касаюсь его горячей щеки и чувствую его дрожь.

— Мне не было его жаль, когда я пришел в себя, — хрипит он, — и я не сожалею. Кстати, к тому времени его уже поперли из роддома. Тихо так, а новый скандал с мертвым младенцем спустя три месяца с твоих родов замяли.

Я выдыхаю через нос, и дрожь Романа перекидывается на меня.

— А с главным врачом… видимо, сработала та самая карма, Лера, о которой так любят говорить, — усмехается он. — у нее тормоза отказали…

— Рома…

— Это был не я, — говорит Роман, — либо карма, либо отец, который тогда потерял сына. Я не знаю.

Глава 56. Идем со мной...

Роман был тогда один с двумя девочками и с правдой, которая сейчас меня рубанула по голове топором.

И его тоже ударило.

Сильно, а я не знала и не хотела знать. Я лежала на кровати и смотрела в потолок, не мигая.

С другим мужчиной я бы потеряла дочерей и, возможно, не стояла бы сейчас живая со слабым сердцебиением.

Роман тогда выдержал удар, но душа у него треснула, и сейчас сочится из этой трещины черная слизь, которая может всего его заполнить.

Он еще держится, но он прав. Он на грани.

Я выдыхаю и обнимаю Романа, медленно и осторожно нырнув руками под его руки и мягко прижимаюсь к нему, прикрыв глаза.

Я обнимаю того Романа, который кормил Алину из бутылочки и убирал игрушки Вари. Того Романа, который мыл мне волосы и постригал ногти.

Того, кто упрямо боролся за меня и за дочерей, когда обычный мужчина умыл бы руки и ушел, потому что было тяжело, страшно и больно.

По щеке скатывается горячая слеза.

Я обнимаю Романа крепче и зажмуриваюсь.

Теперь я обнимаю Романа-чудовище, которое не позволило ему тогда сбежать и испугаться злобного оскала реальной жизни, в которой врачи пьют и губят жизни.

Роман выдыхает, и из него вырывается отчаянный хриплый присвист.

— Лера…

Он в ответ меня обнимает и зарывается носом в волосы, чтобы сделать глубокий вдох и новый выдох.

Мне кажется, что в этот момент наши души прорастают друг в друга еще глубже тонкой и прочной паутиной, которую можно порвать, но она вновь срастется, чуть изменив узор.