После развода. Новая семья предателя
Шрифт:
Сложные решения идут через боль, но они приводят к стойкости и к тому, что раны затягиваются.
Шрамы, конечно, останутся, но под улыбкой Ивы сквозь них пробиваются хрупкие ромашки любви.
— Крокодильчик, — смеюсь я. — Повторишь.
Ива переводит на меня ошарашенный взгляд, который говорит: Мать, ты мне жизнь не облегчаешь.
— Мам, — в гостиную заходит с фотоальбомом под подмышкой Алина. — Я тут фотографии смотрела…
Садится рядом, смотрит на Иву, которая опять удивленно разглядывает
— Это крокодил.
Ива хмурится, издает сердитов “агу” в нос крокодила и стискивает его крепче, будто хочет выдавить из него чистосердечное признание, почему он такой зубастый.
— Мам, — Алинка садится на пол, кладет фотоальбом на колени и быстро листает, — смотри.
Через десять страниц из кучки фотографий, которым не нашли места, Алинка вытягивает мою детскую фотографию и протягивает мне.
Мне тут около годика. Испуганно смотрю в камеру круглыми глазами.
— У тебя тут тоже щеки красные, — тихо поясняет Алинка, — как у Ивы, — приваливается ко мне, — и говорит еще тише, — это у вас семейное.
Приобнимаю Алинку за плечи, привлекаю к себе и целую в макушку, а после прижимаюсь щекой к его виску.
— Мам… — Варя вновь откладывает книгу, сползает с дивана и через несколько секунд садится по другую сторону от меня. Я ее тоже обнимаю. Кладет голову на плечо. — Мам…
— Что?
— Мы никогда Иве не скажем, что он не родная, — голос Вари дрожи. — Мы обещаем… Она наша…
— Наша, — подтверждает Алина. — Наша Громова Ива…
— Ава-вааа, — тянет Ива на коврике, а после смущенно жует морду крокодила, когда я перевожу на нее взгляд и роняю слезы.
— Наша, — выдыхаю, — наша.
***
Шелковое изумрудное платье на лямках-ниточках, а подол до середины бедра. Волосы — рыжей гривой распущены по плечам.
На ногах — острые шпильки.
Цок-цок мимо незнакомых людей по тротуару к летнику на углу улицы под ярким полуденным и весенним солнцем.
За одним из столиков меня ждет Роман. До него мне надо пройти мимо булочно, мимо трех кафе, аптеки и галантереи.
И через это расстояние я чувствую его взгляд и нарастающий гнев.
Вырядилась. Бестыжая рыжая бестия, которая на обед решила явится в какой-то ночнушке.
Я улавливаю взгляды прохожих. Среди них осуждающие от пожилых женщин, одобрительные от молодых женщин, удивленные от подростков и заинтересованные от парней и мужчин.
А во мне ни стыда, ни смущения.
Во мне — волнение дрессировщицы, которая игриво дразнит прирученного льва.
Сколько лет я была скромной и милой?
И за все эти годы я ни разу не испытала вот этого провокационного подъема, который бурлит в венах.
Старуха?
Правда, что ли?
Только вот почему парнишка на самокате сейчас чуть не въехал в столб с открытым
До летника еще метров сорок. Рома сидит за столиком, положив крепко сжатый кулак на столешницу и не спускает с меня глаз. Весь напряженный, как зверь перед прыжком.
Ива на Варе с Алиной, а у нас с ним назначен обед.
Легкий порыв ветра поднимает подол платья чуть выше середины бедра, и Рома сейчас, кажется, лопнет от возмущения.
Смотри.
Смотри, как я притягиваю взгляды других.
— Девушка… — окликает меня мужской голос у летника, в котором меня из последних сил ждет Роман, — девушка… постойте…
Я оглядываюсь. За мной увязался парень не старше двадцати пяти лет. Высокий, темноволосый и высокими скулами.
— Девушка… Я не маньяк, честное слово, но ваш парфюм…
Чувствую дикий, разъяренный взгляд Романа.
— Вы свободны сегодня… сейчас?
— Она замужем! — летит гневный рык Романа. — Ты охуел совсем?! Замужем!
Рома прет в нашу сторону взбешенным быком. Ослабляет галстук:
— Несвободна она! А ну, отошел от моей жены!
— Не знал, — парень отступает и прикладывает руку, не спуская с меня взгляда, — парфюм ваш обманул, платье…
— Вот же сучонок!
Парень успевает нырнуть в поток прохожих прежде чем Роман успевает схватить его за рукав и дать в морду. Резко разворачивается ко мне. Ноздри раздувает, и рычит:
— Лера… Тебя должен был привезти Вася…
— А я решила на такси, — лезу в сумочку, а после невозмутимо и медленно заталкиваю черные кружевные трусики в нагрудный карман Романа, вглядываясь в его потемневшие от ревности глаза. — И вышла я за квартал отсюда.
— За квартал?! — клокочет Роман, а затем опускает взгляд на нагрудный карман. — Что это?
— Мои трусики, — похлопываю его по груди. — Я такая голодная… — цокаю к столику, на котором Рома забыл свой смартфон. Оборачиваюсь, — ты идешь?
А Рома в полном ахере. Я шла без трусов целый квартал?
Вскидываю бровь. Он либо меня сейчас схватит и потащит прочь от посторонних глаз, либо примет правила сегодняшней игры.
Роман стягивает пиджак.
Решил спрятать меня за ним? О, ненадолго его хватило.
Шагает мимом и накидывает пиджак на сидение стула внутренним подкладом наверх:
— Прошу, — переводит на меня голодный взгляд. — Присаживайся.
Голой попой на уличный стул?
Блин, а я об этом я не подумала, но у меня есть Рома, который не позволит мне сидеть на грязном.
Когда я сажусь, он наклоняется ко мне и делает медленный вдох у шеи. Его шепот плавит кожу:
— Новый парфюм.
— Да, — отвечаю я, немного вскинув подбородок.
— Мне нравится, — мажет губами по мочке уха, и я задерживаю дыхание, — насколько нас отпустили девочки.