После тебя
Шрифт:
– Что здесь происходит?
Мама отошла в сторону, и я смогла хорошенько разглядеть дедушкино лицо, украшенное новыми угольно-черными бровями и несколько неровными густыми черными усами.
– Перманентный маркер, – объяснила мама. – Начиная с этой минуты чтоб больше не смели оставлять спящего дедушку в одной комнате с Томасом!
– Ты должен прекратить разрисовывать все подряд! – вопила Трина. – Рисовать только на бумаге, понятно? Не на стенах. Не на лицах. Не на собаке миссис Рейнолдс. Не на моих штанах.
– Я написал тебе дни
– Я не нуждаюсь в штанах с днями недели! – взвизгнула Трина. – А если и так, научись для начала правильно писать слово «вторник»!
– Трин, не ругай его, – попросила мама и снова склонилась над дедушкой. – Могло быть и хуже.
В нашем маленьком домике папины шаги вниз по лестнице звучали как мощные раскаты грома. Папа на полном ходу влетел в гостиную, плечи у него уныло поникли, волосы со сна стояли дыбом.
– Неужели нельзя дать человеку поспать в выходной день?! Это какой-то чертов дурдом!
Мы замерли, дружно уставившись на папу.
– Что? Что я такого сказал?
– Бернард…
– Вам не понравилось слово «дурдом»? Ой, да брось! Наша Лу ведь не думает, будто я имел в виду…
– Боже правый! – схватилась за голову мама.
Сестра принялась поспешно выпихивать Томаса из гостиной.
– Вот черт! – громко прошептала она. – Томас, уйди от греха подальше. Потому что, клянусь, когда твой дедуля до тебя доберется…
– Что? – нахмурился папа. – Что случилось?
Дедушка зашелся лающим смехом. И поднял вверх трясущийся палец.
Зрелище было не для слабонервных. Томас раскрасил папино лицо синим маркером. Папины глаза выглядывали, словно ягоды крыжовника, из зеленовато-синего моря.
– Что?
Томас выскочил в коридор, откуда послышался его протестующий вопль:
– Мы смотрели «Аватар»! Он сказал, что не прочь стать аватаром!
У папы округлились глаза. Он подскочил к зеркалу на каминной полке. В комнате стало тихо.
– Господи боже мой!
– Бернард, не смей поминать имя Господа всуе!
– Джози, он покрасил меня в синий цвет, черт возьми! В таком виде я могу разве что поминать имя Господа на чертовом аттракционе в Батлинсе [5] . Это перманентный маркер? ТОММИ! ЭТО ПЕРМАНЕНТНЫЙ МАРКЕР?!
– Пап, мы это смоем. – Трина закрыла за собой дверь в сад, откуда доносились жалобные завывания Томаса.
– Завтра я должен следить за установкой новой ограды в замке. Приедут подрядчики. Как, черт возьми, мне вести переговоры с подрядчиками, если я весь синий?! – Папа поплевал на ладонь и принялся тереть лицо. Краска только размазалась, теперь и по ладони. – Она не смывается. Джози, она не смывается!
5
Батлинс – система отелей и лагерей семейного отдыха с тематическими парками развлечений.
Мама, переключившись с дедушки на папу, устроилась возле него с абразивной губкой в руках.
– Стой спокойно, Бернард! Я делаю все, что могу.
Трина отправилась за сумкой с ноутбуком:
– Пошарю в Интернете. Наверняка что-нибудь найдется. Зубная паста, или жидкость для снятия лака, или отбеливатель…
– Только через мой труп! Я не позволю мыть отбеливателем свое чертово лицо! – взревел папа.
Дедушка, с его новыми пиратскими усами, хихикал в углу комнаты. Я начала пробираться бочком мимо них.
Мама держала папу за подбородок левой рукой, а правой отчаянно оттирала краску. Мама повернулась ко мне, словно только что обнаружила мое присутствие:
– Лу! Я не успела спросить. Ты в порядке, дорогая? Хорошо прогулялась?
И все остановились, как на стоп-кадре, чтобы улыбнуться мне. Их улыбка словно говорила: «Все в порядке, Лу. Тебе не из-за чего волноваться». И я поняла, что ненавижу эту улыбку.
– Отлично!
Именно такого ответа они и ждали. Мама повернулась к папе:
– Великолепно. Бернард, разве это не великолепно?
– Да. Замечательные новости.
– Если разберешь свое белое белье, дорогая, я потом закину его в стирку вместе с папиным.
– На самом деле, – ответила я, – можешь не трудиться. Я тут подумала. Пожалуй, мне пора возвращаться домой.
Никто не произнес ни слова. Мама посмотрела на папу, у папы напряглась спина. Дедушка в очередной раз слабо хихикнул и прижал руку к губам.
– Что ж, вполне разумно, – произнес папа с достоинством, несколько неожиданным для пожилого мужчины с лицом черничного цвета. – Но если хочешь вернуться в ту квартиру, ты должна выполнить одно наше условие.
Глава 4
– Меня зовут Наташа. Мой муж умер от рака три года назад.
Дождливым вечером понедельника члены психологической группы поддержки тех, кто хочет двигаться дальше, сидели кружком на оранжевых офисных стульях в зале собраний церкви Пятидесятницы. Рядом с нашим руководителем Марком, высоким усатым мужчиной, буквально всеми порами источавшим черную меланхолию, стоял пустой стул.
– Я Фред. Моя жена Джилли умерла в сентябре. Ей было семьдесят четыре.
– Сунил. Мой брат-близнец умер от лейкемии два года назад.
– Уильям. Умер отец. Шесть месяцев назад. Честно говоря, все это несколько нелепо, так как, когда он был жив, мы с ним не слишком ладили. И я не перестаю спрашивать себя, зачем я здесь.
Я заметила, что в воздухе стоял специфический запах скорби. Запах сырости, плохо проветриваемых церковных залов и чайных пакетиков низкого качества. Пахло обедом на одного человека и окурками сигарет, выкуренных в одиночестве на городских балконах или на холодном ветру. Пахло лаком для волос и дезодорантом для подмышек; маленькие повседневные подвиги в борьбе с трясиной отчаяния. И уже один этот запах говорил мне, что я здесь лишняя, что бы я там ни обещала папе.