После войны

Не стоит воспринимать эту книгу как историческую. Пусть параллели с самой страшной войной в истории человечества очевидны и многочисленны, не нужно искать точных соответствий и фактических ошибок. Книга родилась не как попытка переосмыслить историю или найти в ней что-то новое. Это результат желания автора воплотить на бумаге собственное понимание чувств, мотивов и мыслей людей, прошедших через горнило событий, перевернувших судьбы миллионов и перекроивших мировые карты. Хотелось бы отметить, что автор принимает

Спасибо тем, для кого Долг, Честь и Родина — не просто слова.

— Встреча первая. Псарня. Время встречи — 17 июня 1912 года от Восхождения Богов, чуть больше месяца с окончания Великой Войны. Место действия — недалеко от западной границы государства Рось, село Пеньки Кельской области.

Жизнь и Смерть во мне объявили мне: «Будешь жить, не кидая тени, обладая горячим телом, обжигая холодным взглядом, Станешь ядом!»

— Товарищ магистр! Товарищ магистр!

— Гвардии обермастер, — проворчал я себе под нос, не спеша просыпаться, и уж тем более — открывать глаза.

— Товарищ магистр! — напор не ослабевал, и к крикам присоединился торопливый стук в дверь. Надежда, что проситель сгинет с глаз долой, растаяв как туман, слабела с каждым ударом. — Товарищ магистр!

Интересно, что ему надо? Нет, понятное дело, без причины так ко мне ломиться бы не стали, но причины бывают разные…

— Товарищ магистр!

Например, меня могли спрашивать. А кто мог меня спрашивать? Да, честно говоря, кто угодно. Мог кто-нибудь ещё из офицеров проезжать мимо и просто возжелать познакомиться, а хозяин перепугался. Могли и из Службы нагрянуть; тогда паника его тоже вполне объяснима. Ещё могло что-то случиться, и резко потребовалась моя помощь. Но что могло случиться в этой дыре, да ещё и на рассвете?

— Товарищ магистр, пожалуйста! — стук и крики не прекращались. Утешало, что помимо ломящегося в мой номер хозяина, никаких тревожных звуков не доносилось. Хм… да он так весь этаж перебудит. Впрочем, я не помню, есть ли здесь постояльцы кроме меня. — Товарищ магистр!

— Может, ты уже всё-таки встанешь? — раздался из-под койки недовольный пропито-хриплый баритон. — А то он сейчас ещё дверь ломать начнёт. И вообще, хватит лениться, ему твоя помощь нужна.

Отвечать было лень, но возможности не реагировать уже не осталось. Так что пришлось собирать всю силу воли в кулак и поднимать себя с койки. Застиранная до грязно-серого цвета простыня, плоская и колючая подушка, по ощущениям набитая соломой, и тонкое побитое молью одеяло отпускать категорически не хотели, будто нашёптывая: «Подожди ещё минутку, он точно уйдёт, а ты выспишься!»

Однако, воли всё-таки хватило, и я слез с деревянной койки. Недовольно морщась, босыми ногами по скрипучим неструганым доскам, рискуя заполучить занозу размером по меньшей мере с зубочистку, дошёл до двери и легонько стукнул по ней ладонью, снимая защиту. Её поставил с вечера на рефлексах, не обнаружив на входе даже намёка на запор. Дверь резко распахнулась, едва не прищемив мне ногу, которую я в последний момент успел отдёрнуть. В следующее мгновение хорошая реакция спасла меня от позора: я не увидел кулака хозяина постоялого двора, не ожидавшего столь внезапного исчезновения полюбившегося барабана, но зато успел перехватить его в пяди от своего подбородка.

— Что случилось? — хмуро поинтересовался я, выпуская руку опешившего мужика и обеими руками растирая свою помятую физиономию, чтобы хоть чуть-чуть проснуться.

— А… беда, товарищ магистр! — быстро опомнился он, просияв бурной радостью по случаю моего пробуждения. — Тут у нас…

— Гвардии обермастер, — всё так же хмуро перебил его я. Настроение и с вечера-то было отвратительным, а уж сейчас, учитывая, что вечер закончился от силы пару часов назад, и вовсе опустилось существенно ниже уровня пола.

— А… Виноват, товарищ гвардии обермастер, а только беда у нас случилась, один вы и сможете помочь! А то ж милиции у нас последние годков пять не видно, как война началась, а вы офицер, вы же не то что мы, деревенские. Да и то нас тут деревенских — я, староста, четыре старика немощных, да бабы с детишками…

Окинув его оценивающим взглядом, я удержался от печального вздоха. Стало ясно, что так просто с меня нынче не слезут, и проще решить проблему этих людей, чем объяснить им, что я тоже человек, и тоже умею уставать.

— Погоди, не тараторь. Я сейчас оденусь и спущусь, смастери что-нибудь съедобное.

— Будет сделано, товарищ гвардии обермастер! — хозяин лихо козырнул и, чеканя шаг, двинулся к выходу. Я проводил его взглядом, покачал головой и закрыл дверь.

— Забавный тип, — раздалось из-под кровати.

— Не вижу ничего забавного, — проворчал я, брезгливо разглядывая собственные портянки. За две недели пути они превратились в неплохое химическое оружие ближнего радиуса действия, однако на что-то заменить их возможности не было, равно как и устраивать стирку. Стиркой я планировал торжественно заняться сегодня утром. Которое было назначено часов так на одиннадцать.

— Почему? Полуматериальные призраки вообще вещь нечасто встречаемая, а этот, такое впечатление, до сих пор не заметил, что умер.

— Сделай милость, не напоминай ему, — в том же недовольном тоне отозвался я. Наконец, признав, что оттягивать неизбежное глупо, я натянул штаны и, продолжая брезгливо морщиться, обулся. С отстранённым недовольством отметил, что сапоги явно не мешало бы почистить. После чего вспомнил, какая погода стоит на улице, и во что превратились за время войны дороги, и отложил это мероприятие на неопределённо отдалённое будущее. — Такое забыть нельзя, но он честно пытается.