После войны
Шрифт:
Война ломает всех и вся — смертоносным смерчем проносится по стране, оставляя убитых горем людей. Война ломает их самих — сильных, крепких, даже счастливых превращает в инвалидов с безвозвратно выжженною душой. Для некоторых психическое расстройство становится спасением — они перестают осознавать реальность, закрываясь в собственном, уютном для них мирке.
Гермиона знает, для нее это — не выход. Она смотрит на семью мужа, скорбящую, раздробленную, изломанную, но постепенно старающуюся вернуться в прежнее русло, и понимает — нужно жить дальше. Гермионе за двадцать, страшная война, казалось бы, отгремела
Первое время после войны Гермионе кажется, что та не оставила должного отпечатка на ее душе. Гермиона скорбит по погибшим, вытирает платком слезы на похоронах — и все-таки должного послевоенного синдрома у нее нет. Вместо кошмаров, что снятся ее родным, в каждом сне она видит остров — дивный остров с красивой природой джунглей и бескрайним океаном. Она гуляет по нему и все время зовет кого-то, но когда просыпается, не помнит имени.
Как-то на выходных, в книжном, выбирая подарок маленькому племяннику, она находит книгу о вечном мальчике, о волшебном острове, бесстрашных детях и коварных злодеях-пиратах. Гермиона, заинтересовавшись, покупает два экземпляра: один — для племянника, а другой — для себя. Вернувшись домой, она на одном дыхании прочитывает книгу. Читая, Гермиона вспоминает, что впервые познакомилась с этой историей еще в детстве, и тогда все грезила о вечном мальчишке. Гермиона вдруг осознает, остров, что снится ей теперь каждую ночь, странно похож на Нэвэрлэнд, снившийся ей, когда она была еще маленькой девочкой.
Гермиона понимает — вот он, послевоенный синдром, попытка сбежать от суровой реальности в место, где сбываются мечты; в место, где все построено на искренней вере. Гермиона понимает — это в детстве она грезила о вечном мальчишке, о герое, что спас волшебный остров от пиратов, мечтала, чтобы он спас и ее, прилетел за ней, подарил ей вечную жизнь с ним на острове. Но с тех пор Гермиона выросла, прошла войну — это изменило ее, изменило ее внутренний мир, ее восприятие окружающего.
Гермионе страшно, но она закрывает глаза и пытается восстановить образ того Питера в своем сознании. Не получается — у него слишком жесткий, тяжелый взгляд, он давно не ребенок — ему семнадцать, и Гермионе отчего-то хочется поцеловать его пухловатые, растянутые в наглой усмешке губы. Гермиона открывает глаза и потом еще долго сидит, наблюдая, как пламя огня полыхает в камине.
Гермиона весь вечер пытается отогнать навязчивый образ, но он находит ее везде — даже на страницах любимой "Истории Хогвартса". Даже объятия Рона, всегда несущие тепло, покой и ощущение домашнего уюта, сегодня не спасают, и Гермиона с каждой минутой все больше убеждается: именно Питера зовет она в своих снах.
Засыпая в ту ночь, она уже знает, что ей приснится. Только в этот раз она находит Питера — он сидит у костра, играет на свирели, а вокруг него пляшут потерянные мальчишки. Он улыбается ей, и Гермиона явственно слышит его голос, хотя губы его остаются сложенными в ту самую наглую усмешку. Питер зовет ее за собой, уговаривает остаться здесь, на острове, уговаривает забыть послевоенную реальность, забыть семью и мужа. Он предлагает Гермионе бессмертие, а в голове у нее крутится один и тот же вопрос: почему именно она? Почему именно она — его новая Венди?
На утро ей кажется, что она сама создала у себя в голове образ Питера, что сны — это всего лишь сны, а она придает им слишком много значения. Но когда сон вновь повторяется, Гермиона начинает сомневаться. Что это — измененные ее взрослым "я" детские воспоминания, или же это и есть тот самый послевоенный синдром, что все время не дает ей покоя — попытка сбежать? Гермиона не спрашивает об этом Питера, уверяя себя, что он — лишь плод ее воспаленного воображения.
Только вот объятия и поцелуи Рона перестают спасать — ей отчаянно хочется чего-то большего.
И это большее — Питер Пэн. Не тот мальчишка, которым, читая его историю, она восхищалась в детстве, не герой. Подросток-демон, чью историю она придумала сама, чья история родилась теперь у нее в голове — следствие страшной войны, извечного страха смерти. Гермиона понимает — ее герой изменился, потому что изменилась она сама. До войны она не боялась смерти, но, увидев страдания стольких людей, оплакивавших своих близких, ей страшно, и не за себя — за родных ей людей. За Рона, за Гарри и за многих других. Питер — ее спасение, и одновременно конец всему — всей ее жизни в привычном, пусть и неузнаваемо изменившемся мире.
Она попросту не готова, как бы ее страх умереть однажды не был силен.
В ту ночь, когда Питер впервые обнимает ее и целует в губы, она явственно ощущает его прикосновения. Просыпаясь, Гермиона понимает — еще немного, и она останется с ним в Нэвэрлэнде, еще немного, и он станет для нее более реальным и нужным, чем жизнь здесь, с мужем, с этой нудной работой в Министерстве, с вечерними посиделками у друзей. С этой бесконечной аурой войны. Гермиона чувствует, как почти дружескую любовь к Рону в ее душе занимает более сильное и страстное чувство. Гермиона понимает — остановить это может только она сама.
Гермиона — из тех, что жертвуют собой, что предают себя ради других. Только почему Питер не входит в их число? Почему она готова пожертвовать им?
"Питер Пэн, возможно, всего лишь моя фантазия, — успокаивает себя Гермиона, — а своим уходом я только заставлю страдать дорогих мне людей. Это равняется смерти".
Где-то в глубине души Гермиона понимает — раз в Нэвэрлэнде все основано на истинной вере, то, что она собирается сделать, может убить Питера. Но Гермиона непреклонна — она проходила войну, боролась за себя, за близких, и за весь мир не для того, чтобы покидать его.
Гермиона пишет на клочке пергамента те самые слова, что положат конец всему: "Я не верю в тебя, Питер Пэн". Затем она твердо произносит их вслух и бросает пергамент в огонь.
Той ночью ей не снится ничего — только, когда она просыпается, в ее ушах стоит чей-то нечеловеческий крик. После той ночи ей больше ничего никогда не снится — только черная, давящая на сознание пустота.
Гермиона знает — она заслужила это, и ей остается только надеяться, что следующая Венди окажется храбрее ее и не предаст Питера.