Последнее искушение дьявола, или Маргарита и Мастер
Шрифт:
— А, не попросить ли нам помощи у мессира? — спохватился Бегемот.
— Верно! — обрадовано подтвердил Фагот.
— Мессир!!! — посланный ими, неведомый людям, сгусток энергии, вознесся ввысь.
— Мессир!!!
— Он нас не слышит, — печально констатировал кот, но вдруг встрепенулся и выдал новое предложение, — надо, чтобы к нам присоединился и Азазелло.
— Азазелло! — Фагот обеспокоено вглядывался в лицо старого товарища, покрывавшееся смертельной белизной, — Азазелло! — он потряс его за плечо, — воззови к мессиру! Ну, попытайся сделать последнее усилие…
И
Мессир!!! — дружно подхватили, не оставившие последней надежды друзья.
И сигнал о помощи был услышан.
Тело Азазелло резко дернулось и даже подпрыгнуло вверх, медленно обретая могучие формы своего подлинного обладателя. Лицо приняло знакомый уродливый облик и порозовело. А, увидев знакомый, уже вновь воинственно торчащий клык, Фагот с Бегемотом переглянулись, стараясь, как обычно, скрыть эмоции, но затем не выдержали и крепко обнялись, мощно хлопая друг друга по плечам и спине.
Галера по-прежнему держала курс на восток.
В то же самое время, когда несчастный Азазелло прощался с жизнью, первосвященник Иосиф Каиафа, находясь дома, истово молился своим богам. С ним происходило нечто непонятное, страшное и невероятное.
Казалось, все его тело, включая голову, мнут чьи-то жадные мощные руки, пытаясь вывернуть всю плоть наизнанку. Это были жуткие ощущения. Он почувствовал какое-то шевеление вверху головы, будто его безжалостно расчесывали громадным бронзовым гребнем, обдирая кожу. Ермолка упала на пол.
В смятении Каиафа вырвал рукой клок волос и, поднеся к глазам, с ужасом заметил в своей руке чужие рыжие щетинистые пряди. Окладистая черная борода, напротив, внезапно исчезла, уступив свое место какой-то жиденькой короткой поросли. В довершение всему, перепуганный первосвященник явственно ощутил, что изо рта у него растет инородное тело. Скосив глаза, он увидел громадный желтый клык, оттопыривший верхнюю губу и хищно загибавшийся вниз. Плечи его вдруг раздались широко в стороны, разрывая тонкую ткань туники и натягивая до предела просторную ризу.
Вначале Каиафа подумал, что видит кошмарный сон — в последнее время, в связи с последовавшими событиями ему являлись нереальные мглистые видения. Он с силой похлопал себя по щекам, но мучительные свершения продолжались. Такое с ним было впервые, и в голову пульсирующей болью проникла мысль о серьезном постигшем его недуге, вызвавшем явление, подобно миражу в пустыне.
— Чем я прогневил всемогущих богов, — впадая в панику, думал он, — все мои действия были направлены лишь на благо нашего древнего и многострадального народа. Боги не могут не понимать этого.
Каиафа рухнул на колени и простер руки к небесам.
— Великий Яхве! Помоги мне и спаси от коварной болезни и наваждения!
Трудно стало дышать. Казалось, чья-то исполинская костлявая рука сдавила грудь, а другая схватила за горло и начала медленно сжиматься. Тело его охватила вибрирующая дрожь. Все члены стали леденеть и костенеть…
— О, всемогущий Яхве!!! — Каиафа вложил в свой возглас остатки душевных сил и всю веру, — верни же мне мой облик и мои силы…
И немощь стала неторопливо отступать, зловещие невидимые руки разжались, стали возвращаться обратно свои родные черты лица и своя фигура.
— Ты услышал меня… Прости мне все мои сомнения и совершенные прегрешения, — первосвященник в экстазе воздел руки кверху.
Глава девятнадцатая
1.16. Иуда Искариот. Каждому делу — свое время
Иуда, по каждодневному обыкновению, раздал милостыню нищим от Иисуса Спасителя, призывая их славить его и внимать его проповедям. А затем зашел в трактир, чтобы попить на ночь молока, как он обычно делал это.
Едва он пригубил лучший из напитков, вина он не употреблял, как к его столу подсел плечистый, но небольшого роста здоровяк, в грязном светлом плаще и начал заводить странные разговоры, обескуражившие его и поначалу показавшиеся пьяным бредом. Но, похожий на подгулявшего моряка, человек был совершенно трезв и говорил веско и значительно…
Иуда жадно вслушивался в негромкие убедительные слова подсевшего к нему незнакомца. Его рыжебородое, тронутое оспой лицо насупилось, а жесткие голубые глаза невольно обращались на устрашающего вида клык, выдающийся из-под верхней губы незнакомца.
То, что поведал ему загадочный, уродливого облика, неизвестный в плаще с надвинутым на лоб капюшоном, странным образом перекликалось с недавними действиями Учителя.
— Он все знает, но не может открыто сказать — кругом шпионы синедриона и кесаря, предатель есть и среди вас, его учеников, — Азазелло бросал короткие взгляды по сторонам, — он ведь сам сказал вам об этом вчера на тайной вечере, преломив хлеб и передав чашу с вином.
Так оно и было, — подумал Ииуда, — Спаситель объявил, что один из нас предаст его.
— И он приказал тебе действовать, — продолжал незнакомец, нервно дергая правым веком.
— О, небеса! Я ведь не понял, что Он имел в виду, макнув хлеб в соль и, передавая мне, сказал, — что делаешь, делай скорее, — Иуда встревоженно вгляделся в глаза неизвестного посланца, — я подумал, мне, как всегда, следует пойти раздать милостыню нищим от Него, и я это сделал…
— Здесь, в Иерусалиме действует тайная секта приверженцев Иисуса-пророка, мы вооружены и готовы к восстанию. Ты видел, как восторженно встречал его народ? Это наша работа. Мы провозгласим его Господом богом и царем Иудейским, а вас — апостолами его. Нас немного, но многие сочувствуют ему в Иерусалиме и готовы встать за него. Но нужен толчок, чтобы все добрые люди сделали это.
Азазелло помолчал, озираясь по сторонам и, давая время собеседнику осмыслить услышанное.
— Нужно, чтобы стражи синедриона схватили пророка и заточили его в тюрьму — это будет сигналом к началу восстания и поводом, чтобы защитить Спасителя.
— Что я должен сделать?
— Ты должен выполнить высказанную им вчера вечером волю и указать на него стражникам, которые будут разыскивать пророка и его учеников.
— Но, как я это сделаю?
— Ты подойдешь к Каиафе…
— Но!.. — вскричал Иуда.