Последнее купе
Шрифт:
– Играть научись сначала, лапоть!..
Он резким движением вырвал колоду из Жориных рук и швырнул в костер.
Секунды две или три Жора тупо смотрел, как пузырится декольтированное платье на пиковой даме, как обугливаются розовые пухлые щеки и вянет букет в тонких руках. Потом увидел Гошу – тот все еще продолжал что-то пьяно выкрикивать, – схватил его за ворот рубашки, встряхнул несколько раз. Врезал.
Липкин свалился, как подрубленное дерево, опрокинулся в костер, подняв тучу искр и пепла. Жора наклонился, поставил его на ноги, снова встряхнул – и снова врезал.
Зебра на заднем плане вытягивал из джинсов кожаный ремень с массивной пряжкой «501» и не спеша наматывал его на кулак.
Пилот сидел, сложив по-турецки ноги, доедал последний бутер. Он вытирал о штаны широкий складной нож.
– Значит, такая игра? – выдавил Жора. Передний зуб шатался. Из разбитого носа затекало что-то теплое и кислое. – Ну давай, скоты. Давай. Поиграем.
Радиатор «фольксвагена» находился в нескольких метрах от Жориных ног. На месте знаменитой аббревиатуры WV зиял черный провал, как пушечное дуло. Зебра в конце концов вышел из машины, отошел подальше, стал прикуривать. У него долго не получалось – вместо губ повисли два красных вареника, разбитые руки тряслись. Потом вышли Назаров и Пилот. Гоше Липкину пришлось остаться в машине – Вирус не пустил.
– Если положа руку на сердце, – кричал Вирус, перекрывая ревущий на холостых оборотах мотор, – то водитель из меня так себе! Хреновый я водитель, слышишь? Особенно под газами!.. Алло? Ты живой, Жор?
Жора стоял, прижавшись спиной к свае, как каскадеры прижимаются к стене здания, переступая по узкому карнизу. Руки и локти его были скручены сзади проволокой, что-то вроде буквы «г». Г – это значит «Гоша». Потому что проволку нашел Гоша Липкин, он же и прикручивал – чуть не до кости тянул, старался. Шея тоже прикручена. Чтобы не убежал.
Перед этим Жору били. Он стоял, руки буквой «г» за спиной – а его били. Назаров бил, у которого рожа из помидорной превратилась в баклажанную, и правый глаз совсем спрятался под мясом, будто его там и нет. Липкин бил, у которого волосы остались только надо лбом, а нос смотрел строго вправо. Зебра бил. И Пилот бил. А Вирус – не бил, он кое-что придумал.
– Так ты живой, алло? – орал Вирус. – Не слышу!
Машина подала назад, по Жориным джинсам стрельнули камешки из-под колес. Вирус отъехал на десять, на двадцать метров, лица за стеклом превратились в бледные пятна, и теперь уже никакие крики точно не долетали до Жориных ушей.
«Он же дурной», – думал Жора, пытаясь миллиметр за миллиметром переползти на другую сторону сваи. «Он же – марсианин».
Проволока впилась в шею и не пускала.
«Фольксваген» остановился, качнулся на месте и почти сразу покатился вперед, набирая скорость и голос. Правая дверца открылась, чья-то рука высунулась и захлопнула ее.
Обратный отсчет. Двадцать метров, пятнадцать. Десять. Жора почувствовал свои колени, коленные чашечки, тысячи раз оцарапанные и разбитые в кровь – но не более того. Радиатор должен влепить именно по коленям. И все остальное покажется ерундой по сравнению с этой болью.
Пять метров.
Три.
Машина неожиданно крутнулась на месте, смачно хрустнул песок под колесами, Жора открыл глаза и увидел, как высокая задница «фольксвагена» разворачивается, описывая полукруг, собираясь соскоблить его со сваи или размазать по ней.
Жора заорал, едва не вывернулся наизнанку. Вжался в бетон.
По ногам царапнула горячая выхлопная труба, вырвав клок джинсов и кожи, край багажника прошел в нескольких сантиметрах от паха, Жора смотрел и не мог оторвать взгляд, волосы его стояли дыбом, как у Билли Айдола, а рот так и не закрывался.
Потом машина остановилась. Застыла.
Рев двигателя понизился на октаву, теперь это было ровное урчание. Теперь Жора услышал собственный крик – и замолчал.
Хлопнула дверца, из машины вышел Вирус, в руках у него пачка «лаки страйк», он встряхнул ее несколько раз, пока наружу не показались два желто-коричневых фильтра. Одну сигарету Вирус сунул себе в рот, другую предложил Жоре.
– Еще не бросил, надеюсь?
Жора не бросил. Вытянув шею, насколько позволяла проволока, он прикурил от Вирусовой зажигалки, глубоко затянулся. Содранные ноги дали о себе знать первым залпом боли.
– Сухие, смотри ты, – с уважением сказал Вирус, глянув на Жорины джинсы. В заднем окошке показалась морда Гоши Липкина, Гоша посмотрел, сплюнул и исчез.
Вирус расстегнул брюки, помочился на сваю рядом с Жорой.
– Мне нравится, когда мужчина уважает себя, – сказал он, и глаза его снова стали съезжаться к переносице. – Даже если он проигрался в пух и прах, как ты, Жорик. В общем. – Вирус застегнул штаны, сплюнул. – Живи, Жора.
До завтрашнего полудня. Если денег не будет, я тебя хоть где найду. Понял?
Вирус направился было к машине, потом вернулся, взял короткий разгон, словно собираясь пробить пенальти – и пыром врезал Жоре между ног.
– Я ведь марсианин, ты меня знаешь, – сказал Вирус почти весело. По его подбородку стекала слюна.
Вечером в семь снова заглянул Балчи из дежурной бригады, он вел с собой лысого Петра Вадимовича. Петр Вадимович уже протрезвел и раскаялся, и даже более того.
– Решили поверить товарищу, не ссаживать его, – Балчи улыбнулся. – Ничего, если мы посидим у тебя две минутки, Ахмет? Потолковать надо.
– Хоть десять минут.
Петр Вадимович рысью сгонял в свое восьмое купе, набросил пиджак и вернулся. Его щеки взволнованно тряслись и меняли цвет каждую минуту.
– Проходите, товарищ Шиманский, – вежливо шаркнул Балчи.
Ахмет вышел в коридор, закрыл за ними купе. Изнутри щелкнул замок. Проводник уставился в окно, привычно скользнул взглядом по расписанию. «РОМАНОВО – прибытие 01.15 – стоянка 10 – отправление 01.25». Эта строчка отчеркнута чьим-то ногтем.
Дверь уехала в сторону, Шиманскиий вышел.