Последнее письмо
Шрифт:
— Ну, это отстой, — она сложила руки на груди, ее длинная боковая коса спускалась по руке, когда она повернулась, чтобы посмотреть на меня.
— Что мне ему сказать?
— Как насчет того, чтобы дать мне минуту?
— Пожалуйста, — она указала на скамейку. — Я все соберу.
Я пересек поле с его сумкой для бутс в руках, затем опустился перед ним, чтобы развязать двойные узлы, без которых, как он клялся, он не мог играть.
— Приятель, мне нравилось смотреть, как ты играешь, — сказал я ему, освобождая первую ногу.
— Я пропустил
Я освободил вторую ногу, а потом посмотрел на него.
— Нет. Вы выигрываете как команда и проигрываете как команда. В этом нет ничего постыдного.
— Я не хотел проигрывать, — прошептал он, словно это был грязный секрет.
— Никто не хочет, Кольт. Но я могу сказать, что иногда поражения так же важны, как и победы. Победы очень приятны и позволяют нам праздновать то, что мы сделали правильно. Но поражения учат нас большему. Они учат нас видеть, где мы можем совершенствоваться, и да, мы чувствуем себя чертовски плохо, и это нормально. Когда ты подрастешь, ты поймешь, что хорошим человеком тебя делает не то, как ты справляешься с победами, а то, как ты справляешься с поражениями.
Я передал ему принесенные кроссовки, и он, задумавшись, надел их на ноги, наморщив лоб, как Элла, когда что-то решала. Затем он застегнул липучки и спрыгнул со скамейки.
— Значит, проигрывать можно.
Я кивнул.
— Иногда нужно проигрывать. Это заставляет тебя быть скромнее, работать усерднее. Так что да, проигрывать не страшно. Иногда это даже полезно.
Он издал огромный мелодраматичный вздох, а затем кивнул.
— Пойдешь со мной?
— Конечно, — без раздумий ответил я и пошел за ним мимо нашей скамейки к скамейке команды гостей, где он нашел парня, забившего последний гол.
Парень увидел Кольта и встал.
Кольт направился прямо к нему.
— Я просто хотел сказать, что ты очень быстрый. Хорошая работа сегодня.
Парень улыбнулся.
— Ты тоже. Это был потрясающий гол!
Они пожали друг другу руки, как маленькие человечки, и Кольт усмехнулся, когда мы уходили.
— Я очень горжусь тобой, — сказал я, когда мы начали пересекать поле.
— Ну, он действительно быстрый. Но знаешь что? Мы снова сыграем с ними в конце лета, и я буду быстрее. Я могу подождать столько времени, чтобы надрать ему задницу.
Я хотел отчитать его, но был слишком занят тем, что изо всех сил старался не рассмеяться.
— Понятно. Значит, мы пообедаем душами наших врагов в следующий раз?
— Бинго.
Он остановился по середине поля, и мне пришлось отступить на пару шагов.
— Кольт, что случилось?
Он поднял на меня глаза, загораживая рукой солнце, а затем оглянулся на других родителей, идущих к своим машинам.
— Вот на что это похоже? — прошептал он так тихо, что я наклонился.
— Что похоже? — спросил я.
— Иметь папу? — он слегка наклонил голову.
Слова ударили мне в голову с той же скоростью, с которой на меня набросились эмоции. Его слова выбили почву у меня из-под
Я присел на корточки и сказал единственное, что пришло мне на ум.
— Знаешь, я не уверен. У меня никогда не было отца.
Его глаза расширились.
— У меня тоже.
Но я здесь и сейчас. Слова были у меня в голове, на кончике языка. Но я не мог их произнести. Это был сущий ад — полюбить чужого ребенка, когда ты не можешь претендовать на его любовь или любовь его матери. Я посмотрел на поле и увидел Эллу, которая сидела с Мэйзи под тенью и гладила руками траву.
— Что скажешь, если мы отвезем девочек домой? — спросил я Кольта, снимая бейсболку и надевая ее ему на голову, чтобы защитить от солнца.
— Хорошая идея. Давай займемся женщинами, — он направился к девушкам, и на этот раз я не сдержал смех. Как этот парень мог довести меня до слез в одну секунду и рассмешить в следующую — уму непостижимо.
— Мы проиграли, — сказал Кольт Элле, когда мы шли обратно к машине. Я держал Мэйзи на руках, прижимая ее голову к своей груди, а Элла шла за нами.
— О, Боже. Должна признать, я рада, что сегодня на ужин не будет ни одной вражеской души, — пошутила она, притянув его к себе. — Думаю, нам придется довольствоваться заказом пиццы.
— Пицца! — закричали оба ребенка, а затем поприветствовали друг друга, Кольт подпрыгнул, чтобы дотянуться до Мэйзи.
Я пристегнул каждого ребенка к детским сиденьям, которые купил для грузовика, и погрузил все вещи на заднее сиденье, пока Элла заказывала пиццу. Хавок запрыгнула в кузов между детьми. Элла значительно успокоилась после того, как онколог сказал ей, что Хавок совершенно безопасна для Мэйзи.
Я ехал обратно через Теллурид, пока Кольт и Мэйзи обсуждали достоинства сыра и пепперони.
— У нас когда-нибудь был разговор, в котором мы могли бы закончить фразу друг за друга? — спросил я Эллу.
— Нет. У них как будто свой собственный язык. Они просто знают, о чем думает другой, еще до того, как другой закончит, поэтому и не говорят.
— Жутковато, но здорово.
— Именно так.
Как естественно было бы взять ее за руку, провести поцелуем по ее ладони. Все в этом чувствовалось легко и правильно. Так же, как и в письме к ней… не факт, что она узнает об этом в ближайшее время.
Я остановился перед пиццерией и припарковал машину.
— Свободное место для парковки прямо перед входом? Похоже, пицце суждено быть сегодня! — объявил я.
Дети победно подняли руки, но у Мэйзи они были не такими сильными.
Мы с Эллой вылезли из машины, но я опередил ее на тротуаре.
— Ты же понимаешь, — сказал я ей.
— Ты не платишь за пиццу, — запротестовала она.
— Но я плачу.
— Не платишь, — она сложила руки на груди.
— Плачу.
Она подалась вперед и уставилась на меня, вся в гневе и упрямстве. Мой взгляд упал на ее губы, приоткрытые и идеальные. Столь привлекательные для поцелуев.