Последнее плавание адмирала
Шрифт:
– Жена дала мне эту бумагу сегодня утром, – ответил тот. – Прошлым вечером она получила ее от адмирала.
– В котором часу?
– Сразу после полуночи, – сказала Эльма ровным тоном, который напомнил Риджу его разговор с ней несколько дней назад.
– После полуночи? Вы видели дядю живым после полуночи?
– Ну, конечно! – вмешался Холланд. – Я его сам видел. Да, инспектор! Не хотел вам об этом рассказывать, потому что боялся, что вы помешаете нам отправиться в Лондон. Но теперь я чист перед вами. Я видел адмирала живым здесь, в кабинете, в четверть первого прошлой ночью.
Глава 8
Рональд Нокс
Тридцать девять статей сомнения
По своей
Инспектор немного успокоился, вытащил свой неизменный блокнот и начал листать его до чистой страницы, напоминая себе не слюнить при этом пальцы.
– Думаю, что обязан сказать вам, – произнес он, – что вы вправе не делать никаких заявлений. Вам прекрасно известно, что вас придется вызвать на следственное дознание, и если предпочитаете сохранить за собой…
– Мою защиту? – прервал его Холланд, усмехнувшись. – Как мило с вашей стороны. Но вот он я, уже по уши увязший в тщательно состряпанной небылице, чтобы сбить вас с толку. Жаль, что мне не удастся облегчить душу, пока я еще ничего не забыл. Вам бы хотелось сначала упечь меня в кутузку, а после записать мое заявление без свидетелей, чтобы потом состряпать все по-своему? Я предпочитаю текущую ситуацию, если не возражаете.
Ридж еле сдержался, чтобы не напомнить этому шуту, что подобное поведение не пойдет ему на пользу. В конце концов, Холланд принадлежал к состоятельному классу, который извлекает выгоду из сомнений.
– Разумеется, сэр, – холодно промолвил инспектор. – Я считаю, что если миссис Холланд…
– Хотите быть уверены в том, что мы говорим одно и то же? Да уж, не повезло молодожену. Эльма, если не возражаешь…
Они быстро переглянулись. Взгляд Холланда выражал уверенность, а в ее взгляде – скользнуло ли недовольство его безрассудным поведением? И не было ли в нем легкого намека на отвращение? Положение спас мистер Дейкерс, намекнув, что его устроила бы прогулка по саду с… короче, с миссис Холланд. Им многое нужно обсудить. А Ридж остался наедине со своим главным свидетелем.
– Итак, сэр, – проговорил он, – при нашей последней встрече вы поведали мне сказочку, которая, по вашему признанию, противоречит только что сказанному вами?
– Ах, эти великие умы! Да, я заявил, что спал в номере в Уинмуте. На самом же деле я находился здесь. Противоречие.
– Прошу прощения, сэр, но я вот к чему веду: все ли, сказанное вами мне, неправда? Например,
– Последний автобус, мой дорогой Ридж, как известно нам с вами, уходит в половине одиннадцатого. Нет, я шел пешком и встретил по пути нескольких джентльменов, недавно съехавших из «Лорда Маршала». Однако выглядели они так ординарно, что их едва ли можно было запомнить. Были влюбленные парочки, но, боюсь, не смогу их опознать, и сомневаюсь, что они опознали бы меня. Я ни с кем не разговаривал.
– И не встретили никого из наших людей?
Последовала едва заметная заминка, словно в тщательно продуманную историю вкралась ошибка.
– Нет, – последовал ответ. – Я заглянул в переулок, и мне показалось, будто мелькнул фонарь полисмена, но это мог быть кто-то зажигавший велосипедный фонарь. Сейчас уже не припомню, что это был за переулок.
– Вы шли по шоссе?
– Да.
– Сэр, вы заранее решили нанести столь поздний визит? Или вас что-то задержало по дороге? Или мысль о визите пришла вам внезапно, когда отель уже запирали или чуть раньше?
– Мой дорогой инспектор, вы размышляете примитивно. Я не сомневаюсь, что портье Бутс сообщил вам, что видел мою обувь в коридоре. И поэтому история, какую я сочинил, состоит в том, что я уже собирался лечь спать, когда некое происшествие заставило меня изменить свое решение. Выглянув в окно, я заметил человека, уходящего в сторону от парадной двери, которого узнал по характерной посадке плечей. Потом я сказал себе, что это все глупости. Вид шляпы убедил меня в том, что это священник. Вскоре я понял, что священников не выставляют из пабов перед самым закрытием. И я сообразил, что это был старый бедняга Пинестон. Я хотел увидеться с ним, как вам известно. Я быстро оделся и вышел на улицу. Там, конечно, его и след простыл, но я быстро зашагал по дороге, по которой, полагал, пойдет и он. И, в конце концов… ну, в конце концов, я добрался сюда.
– Каким-то образом надеясь, что он еще не спит, хотя уже поздно?
– Инспектор, не знаю, женаты ли вы или же ваше сердце всегда оставалось глухим к нежным чувствам. Но если вы спросите любого, по уши влюбленного, он ответит вам, что для влюбленного – сущий пустяк миновать пару километров, чтобы просто постоять под окном и предаться романтическим мечтам среди рододендронов. Именно это я бы и сделал, если бы не заметил, что в кабинете бедного старого адмирала ярко горит свет.
– И вы заметили его на подходе?
– Вы могли бы получить больше информации, если бы постоянно не подлавливали своих собеседников. Конечно, с дороги я света не видел. Мне пришлось сделать круг до лужайки, и вот оттуда-то я и приметил свет. Я подошел и постучался, и адмирал впустил меня через створчатое окно. Сказал, что я вовремя, «чрезвычайно драматично», заметил он. Он составлял для племянницы документ, который мы долго ждали: свое согласие на наш брак. Разумеется, документ лежал на столе, когда мы вошли в гостиную.
– Это было… примерно в четверть первого?
– Я не заметил, сколько показывали часы. Но я вышел из «Лорда Маршала» в самом начале двенадцатого, когда гостиницу уже закрывают. После выхода за пределы Уинмута я шел медленно, так что не мог добраться сюда до двенадцати или около того. Вот так у меня получилось.
– Ясно. А у вас не сложилось впечатления, что адмирал только-только собирался лечь спать, когда вы пришли? Был ли он, например, в халате? Курил ли он или же пил виски? Вы понимаете, о чем я: хочу узнать, выходил ли он на улицу после вашего ухода, и если да, то зачем.