Последнее прощай
Шрифт:
Допивая второй бокал, она уже была не в таком предобморочном состоянии, как полчаса назад. В ней проснулся философ. Произошедшее она воспринимала теперь несколько иначе. Настолько, что добралась до телефона, взяла его и снова набрала тот же номер.
В этот раз не было даже механического голоса автоответчика – лишь неуверенная тишина.
– Прошу прощения. Я знаю… – заговорила она, надеясь, что слова звучат более-менее разборчиво.
Затем, когда ответом ей стало только тихое бормотание, она добавила:
– Я знаю, что вы не он… вы не Спенсер, – она снова
В трубке снова раздалось бормотание. Однако за ним, казалось, скрывалась легкая тень улыбки.
– Я не сумасшедшая. Я просто… просто…
Мужчина тяжело вздохнул.
– Я не знаю, кто я, – еле слышно договорила она.
Повисла пауза, и Анне даже почудилось, что сейчас все вообще заглохнет. Эта тишина, эта заминка в разговоре, возможно, просто мираж, а на самом же деле там никого и не было. Но вот до нее донесся легкий вдох – собеседник приготовился что-то сказать.
– Вы не сумасшедшая, – произнес он.
Его голос звучал глубоко, тепло и твердо. Анна сомневалась в справедливости его слов, но ей ужасно захотелось ему довериться. Реальность давно уже потеряла для нее ясность.
– Откуда вам знать? В конце концов, вы просто незнакомец, с которым я говорю посреди ночи.
– Жизнь… не всегда проста, – неуверенно отвечал он.
На том конце линии тщательно подбирали слова. И нет, не потому, что у того человека были проблемы с общением, едва ли. У нее возникло чувство, что этот мужчина в принципе очень внимателен к словам, всегда их взвешивает и использует весьма экономно.
– Иногда случаются вещи… которые ты никак не мог предвидеть. И когда они происходят, то это выбивает тебя из колеи, переворачивает все с ног на голову, и жизнь может резко свернуть в другом направлении.
У Анны перехватило дыхание. Как он узнал? Что за чертовщина? Точно он заглянул к ней в голову и прочел все то, что она мыслила и чувствовала, но никогда никому не рассказывала.
– И когда жизнь внезапно и неожиданно меняется, – продолжал он, – мы горюем о том, что уже прошло и больше никогда не повторится. Это очень по-человечески.
Звучало все весьма логично и оттого достаточно убедительно. Конечно могло оказаться, что он просто выдавал то, что она хотела услышать, чтобы утешить названивавшую истеричку, и тем не менее в его словах была истина. Ясное понимание того, о чем он говорил.
«А вы – человек?» – хотелось спросить ей, но она уже вывалила на него столько глупостей; это явно был бы перебор. Так что, проглотив свой вопрос, она решила сменить пластинку:
– Спасибо вам, – прошептала она. – И простите… я больше не буду звонить, – а затем, посчитав, что рискует показаться грубой, добавила: – Доброй ночи.
Последовала недолгая пауза, будто он обдумывал ее слова.
– Доброй ночи… Анна.
И он пропал, отключенный привычным прикосновением ее большого пальца к экрану телефона. «Доброй ночи, Анна». Она не услышала той особенной улыбки, которая посвящалась ей одной. И все же в этом было что-то знакомое. Вот только она никак не могла разгадать.
«Впрочем, неважно», – подумала она, поднимаясь с дивана, и, обведя гостиную взглядом, направилась к лестнице. Больше она никогда не будет звонить по этому номеру.
Глава 9
Анна держала данное себе обещание – больше номер Спенсера она не набирала. Точнее то, что оказалось его бывшим номером. Она все же позвонила мобильному оператору и, после двадцатиминутного ожидания и переадресации по трем разным отделам, наконец разгадала тайну.
Она оплачивала номер Спенсера с общей кредитной карточки, которую больше ни для чего не использовала. Номер оставался активным, а вот срок действия карты истек еще в прошлом сентябре. Среди пятисот остальных неоткрытых писем в своем электронном ящике она отыскала срочное оповещение, что номер Спенсера будет заблокирован через шесть дней, если не будут предоставлены новые реквизиты. Их не предоставили, и его номер перешел другому владельцу.
По ее собственной вине эта жизненно важная связь со Спенсером была утрачена. Ничего странного или сверхъестественного. Дело было даже не в Боге, или судьбе, или ком бы то ни было, кто сидел бы и потешался над ней из-за облаков, играясь с ее жизнью. Все произошло только по ее глупости. Как бы ей хотелось перемотать время, вернуться в прошлое и прочитать то погребенное в горе собратьев письмо с предупреждением, пока еще не было поздно, чтобы поднять свой апатичный зад и позвонить в телефонную компанию.
Но потом она задумалась, что, будь у нее такая возможность, она бы не стала размениваться по мелочам, а вернулась бы к тому дню, когда Спенсер умер. Вместо того чтобы крикнуть ему на прощание, чтобы он купил молока, она бы сбежала по лестнице, нагнала его и, приперев к стене, впилась бы в него поцелуем. Это бы заняло не больше тридцати секунд, но тот пьяный водитель уже проехал бы дальше или свернул за угол. Ничего бы этого не случилось, и она не жила бы теперь в этом бесконечном кошмаре.
Так, все сильнее терзаемая этой мыслью, она провела следующие несколько недель до самого 23 марта, третьей годовщины его смерти. Накануне традиционного воскресного обеда чета Барри объявила, что он отменяется и они собираются вместе на день памяти, так что Анна взяла отгул. В районе одиннадцати утра она забралась в машину и выехала из Лондона.
Заметив краем глаза, как редели дома и магазины, сменяясь лесами и фермерскими угодьями, она взглянула на небо. Серый и угрюмый небосвод вот-вот обещал пролиться дождем. Безрадостно, но очень кстати. Предстоящий день вызывал у нее смешанные чувства. Уже на протяжении двух лет она проводила его с семьей Спенсера, вот и сегодня они предполагали сделать то же самое, но лишь теперь она задумалась. А может, этот день и в самом деле стоило проводить наедине с собой? Быть может, ей было необходимо посвящать этот день тишине и раздумьям?