Последнее слово за мной
Шрифт:
Я прошмыгнула в ванную, умылась, взглянула на себя в зеркало и, мысленно перекрестившись, пошла на кухню. Чайник на плите весело фыркал, а родственник, насвистывая что-то до боли знакомое, готовил бутерброды с ветчиной. Получалось у него ловко, я имею в виду свист, немного поднапрягшись, я узнала бессмертную «Раз пошли на дело я и Рабинович…»
— О-о-о, — закатив глазки, пропел родственник, демонстрируя радость от встречи со мной. — Классно выглядишь. Хоть Танька почти что жена мне, должен с прискорбием сообщить: она тебе в подметки не годится.
— Вот так ей и скажи, когда вернешься, — с усмешкой посоветовала я.
Он кисло улыбнулся:
— Не
— Мудрый ты парень, — пришлось согласиться мне. Мы устроились за столом и чинно выпили по чашке кофе. Сидящий напротив тип производил впечатление законченного придурка: хитро мне подмигивал и скалил зубы с громким «хык-хык».
Коротко стриженный, причем волосы на его голове отрастали как-то не правильно — каждый волос в свою сторону, цвет их я определить затруднялась, скорее шатен, чем брюнет, приплюснутый нос, выдвинутая вперед челюсть, отсутствие мысли в глазах, а на широкой ладони с неровно обрезанными ногтями татуировка «Леха», причем все буквы одинаковой величины. Он ухватился за чашку, и рука стала больше напоминать кувалду. Приятный парень, и имя подходящее.
— Ты надолго? — кашлянув, спросила я.
— Сюда или вообще?
Умно спросила, умно ответил.
— В наш город.
— А… ну, это как получится. Говорю, дело у меня. Один козел бабки должен и третий месяц ни гугу, падла. Звоню ему, звоню, мне это надо? Потом вообще бегать от меня затеял, животное. Приехал сегодня, сразу к нему, а баба его мне и говорит: «Его нету». Прикинь? Был и весь вышел, одним словом. Ну, я бабе его натурально все объяснил, кажись, прониклась. Поймаю эту заразу, ноги выдерну, ей-богу. Из-за этой падлы в такую даль пришлось тащиться.
— Какую даль? — поинтересовалась я.
— Как какую? — удивился Леха. — Казань это что, совсем под боком? Может, для кого и близко, а для меня далеко. Транспортные расходы и все такое, придется гаду раскошелиться.
— А много он тебе должен?
— Две штуки. Это зимой было, а сейчас, считай, в два раза больше, а за то, что прятаться надумал, я ему почасовой счетчик включу.
— Ты один приехал? — продолжала я задавать вопросы.
— Ну…
— А это не опасно?
— Чего?
— Деньги выколачивать. Ты ж в чужом городе, а он в своем. Ты один, а у него могут быть друзья.
— Тогда у меня тоже появятся, только мало уже не покажется, и четырьмя штуками он не отделается. Мне только б раз подловить эту падлу — и всех делов.
Парень рассуждал весьма здраво, это ясно. Вопрос, что мне с ним делать? С одной стороны, ничего особенно опасного для себя в его появлении я не усматриваю — у родственника дела, и он будет очень занят, а ночью в пустом доме страшновато, и то, что где-то за стеной дрыхнет это толстокожее создание, действовать на психику должно успокоительно. С другой стороны, как я себе представляю, что он будет здесь жить? Я еще раз присмотрелась к парню. Да, судя по выражению лица и искрящимся живой мыслью глазам, мозгов у него нет вовсе. А кто сказал, что это плохо? Если бы свалился умник на мою голову, что б я сейчас делала? Все, размышлять тут не о чем: он родственник, выгнать его я не могу без того, чтобы не вызвать подозрений у неведомой сестры, которая в большой обиде за любимого явится сюда права качать, а уж сестру Полины, родную или двоюродную, провести мне не удастся. Значит, будем терпеть родственника. Мысли о том, что этот тип как-то
Кстати, о сестре надо хоть что-нибудь выяснить, этого же требует элементарная вежливость.
— Как дела у Татьяны? — спросила я.
— Что? — Он вроде бы удивился, а может, просто задремал. — А… нормально.
Торговлишка идет потихоньку, я бы сказал, ни шатко ни валко, но идет, а это по нынешним временам почти что хорошо. Я ей так всегда и говорю, особливо когда хандрить начнет и орать на весь дом:
«Брошу все к чертовой матери». Чего бросать-то, а где лучше? Времена ни к черту, и радоваться надо тому, что есть.
* * *
Молодец парень, выдал несколько предложений, при этом умудрился ничего не сказать, по крайней мере, я ничего полезного из его речи не почерпнула.
— Ну, а здоровье у нее как? — еще раз попробовала я.
— У Таньки? — выпучил он глаза.
— Что ты здоров, я вижу, — теряя терпение, кивнула я.
— А Таньке-то что сделается? Она же как лошадь, и пьет так же.
Ну, повезло, неведомая Танька еще и пьяница.
— Как это? — разозлилась я.
— Что? — вздохнул он, должно быть, устав от моей бестолковости.
— Ты сказал, она пьет много?
— Не много, а как лошадь. В общем, со здоровьем У нее все в порядке.
Спроси еще чего-нибудь…
— Что? — пришла моя очередь глаза таращить.
— Откуда мне знать? — удивился он. — Чего тебе еще про свою сеструху интересно?
— Все, — заверила я.
— А… — Он почесал нос, потом затылок и заявил, проникновенно улыбаясь:
— Тогда я очень коротко, не возражаешь? У нее все хорошо.
— Вот и отлично, — обрадовалась я, втайне подозревая, что не такой он, возможно, дурак, как кажется, и надо мной просто издевается. — Располагайся, чувствуй себя как дома, а я пойду по делам…
— Ага. Ты сейчас в город?
— Да.
— И я туда же. Нечего мне здесь штаны просиживать, надо падлу ловить.
— Ты поаккуратней.
— Само собой. А где твоя машина?
— Машина? — опешила я. Вот те раз, где она в самом деде? — Я ее продала.
Мотор барахлил, и вообще… умные люди посоветовали избавиться.
— У тебя ведь «Форд» был? Неплохая тачка, хотя мне больше «мере» нравится…
"А езжу я вообще на «Запорожце», — ехидно добавила я, правда, мысленно, но это от избытка вредности: хоть парень и выглядел придурковатым, на «Запорожце» представить его было трудно, скорее уж в самом деле на «мерсе».
— Значит, ты в город общественным транспортом? — вздохнул он.
— Да, тут остановка неподалеку.
— Видел я остановку… сам на такси приехал. Из Казани самолетом, думал за несколько часов обернусь, шиш вам, теперь искать этого гада, да еще на своих двоих, прикинь, что за невезуха? И ты от тачки избавилась…
— Я ж не знала, что ты по делам приедешь…
— Оно, конечно. — Он так вздохнул, что стены качнулись. — Ладно, потопали на остановку.
Топать с ним мне никуда не хотелось, но ничего другого не оставалось, и мы потопали.