Последнее танго в Бруклине
Шрифт:
– Назад, взорвется сейчас! – наконец-то услышала она чей-то властный голос. Взглянула вниз уверившись, что двигатель не отключился, – вон пар из него так и хлещет. И в эту минуту ее охватила паника. Надо же бежать отсюда, спасаться… А у нее как будто ноги к земле приросли. Она видела, как сквозь клубы пара к ней пробивается человек в перепачканной холщовой робе. У него была большая голова, вся заросшая вьющимися бесцветными волосами, а в руках он держал пожарный шланг – маленькую такую трубку зеленоватого цвета. Вот, глядите, сам архангел Гавриил явился покончить с пламенем. И чего же
Она снова кинулась к Бену: «Все хорошо, милый, все в порядке. Я люблю тебя».
Он приоткрыл второй, еле видный из-за синяка глаз. Господи, так, значит, напрасно она испугалась!
Эллен попробовала подойти к нему ближе, прикоснуться к этому беспомощному телу: «Руку! Дай мне руку!»
– Ой, как больно, – простонал он, – там, в спине. Похоже, у него сломано ребро, может, и не одно. Ну, это в общем-то пустяки.
Теперь к вертолету подбежала целая толпа: пожарные, спасатели, рабочие аэродрома.
– Мисс, эй, послушайте, мисс, – кричал ей кто-то. – Вы давайте-ка уходите отсюда…
Она послушно кивнула.
Веки Бена поднялись, и он уставился перед собой в темноту. Похоже, кромешная ночь, сколько же может быть времени. Он попробовал угадать: три сорок? Обернулся к часам, но экранчик на них был темный. Странно, он же новые батарейки поставил всего неделю назад. Неужели хотел поставить, а забыл?
Вдруг он почувствовал, что в комнате есть еще кто-то. Вон там, в самом углу. Он напряг зрение и, кажется, различил смутные очертания женской фигуры.
– Кто здесь? – хрипло проговорил он.
– Это я, Бен.
– Бетти? Что ты тут делаешь?
– Не хотелось тебя будить, прости, я просто зашла сменить батарейки.
– Какая ты заботливая. Спасибо.
– Ну что ты. Спи, рано еще.
– Угу, – пролепетал он, послушно закрывая глаза. Когда он снова пробудился, то понял, что все это ему приснилось.
Перед ним было смеющееся лицо Эллен.
– Какое счастье, что ты здесь и жив, Бен!
– Что? – пробормотал он, плохо соображая. – Где я?
– А, так наш пациент наконец-то пришел в себя! – Откуда-то сбоку, перекрывая голос Эллен, уверенно заговорил незнакомый ему человек. Он обернулся на эти слова, и тут же все его тело пронзила острая боль. Живого места не было, просто не было живого местечка, словно его только что переехала камнедробилка, смяв и перемолов. Он застонал.
– Бедняжечка! – Эллен с нежностью погладила его по руке.
– Нечего рассусоливать! – опять этот голос сбоку, а так это, оказывается, женщина, нянька, видимо. Крупная такая, толстуха из толстух, то-то и тембр у нее такой – хоть в духовой оркестр отправляй. – Больно, так и хорошо, что больно, значит, паралича никакого нет!
«А ведь верно, – вынужден был про себя отметить Бен, – логика несентиментальная, конечно, но ведь логика».
Потихоньку все случившееся начинало для него выстраиваться в связную картину. Тот кошмар при взлете, потом его на санитарном вертолете доставили в госпиталь на побережье (ужас просто: один вертолет развалился, так его в другой запихивают!), а после его мучили, прощупывая и вертя перед рентгеном.
А потом объявили, что Бен легко отделался. Даже ни
– А пилот как? – спросил он у Эллен.
– Он в интенсивной терапии. Но ничего, жить будет.
– И который на самолетике летел тоже?
Эллен покачала головой.
– На самолетике летел совсем мальчишка, ему только-только двадцать один год исполнился. Произошел взрыв, и его убило на месте.
Бен что-то пробормотал себе под нос.
– О чем ты?
– Да он же по возрасту внуком мне мог быть!
– Ну, хватит ворковать! – Нянька с трубным голосом опустила полог над постелью. – Вот посуда, а ну, быстро, предъявите нам главные доказательства, что правда выжили! – и расхохоталась.
– Вы что, на конферансье учились, прежде чем в медицину идти?
А она все смеется да смеется.
Пока она измеряла ему давление и щупала пульс, Бен лежал не шевелясь. Любое движение откликалось болью то там, то здесь. Хуже всего, кажется, там, где желудок. И опять ему, ни с того ни с сего, экстренно понадобилась посуда, но он постарался подавить в себе позыв.
Сестра убрала инструменты.
– А теперь завтракать. Густая овсянка или недожаренный тост. Массу удовольствия получите.
– Спасибо, ничего не нужно, – чуть слышно отозвался Бен.
– Да ты не думай, туг не так уж плохо кормят, – сказала Эллен дождавшись, когда они останутся одни. – А поесть тебе бы не помешало.
– Может, потом и съем что-нибудь, – Бен поморщился от одной этой мысли. – А сейчас мне бы еще поспать.
– Хорошо, – она легко прикоснулась губами к его губам. – Отдыхай, я пока попробую с доктором поговорить.
Он кивнул. Даже хорошо, что она ушла. Просто терпеть нет сил, где же посуда? Ах да, вот же, желтая пластиковая утка, ее на столик поставили, чтобы удобнее было дотянуться. Не дождутся, чтобы он горшок просил. Собрав силы, Бен повернулся на другой бок, нажал на планку, отгораживавшую его постель, потом спустил ноги на пол. Даже и не поймешь, где болит всего сильнее. Стиснув зубы, он уперся руками в матрас и оторвал от постели свое тело, сбоку заболело при этом так, что голова едва не раскалывалась. Пот катил с него градом, когда, подчиняясь волевому усилию, он сделал первый шаг, прямо как был, босиком. Ванная словно находилась в другом конце города, – таких усилий потребовала от него необходимость пересечь комнату. Шаг, еще шаг, и тут потемнело в глазах – он рухнул на пол, задев при этом столик, который обрушился со страшным шумом.
Так он и лежал, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба, когда в палату ворвалась сестра.
– Мистер Джекобс, что это с вами? Вы почему поднялись?
– Пописать захотел, – выдавил он сквозь зубы.
– А это для чего тут поставлено? – и она схватила утку, полетевшую на пол вместе со столиком.
– Не хочу туда.
– Не хотите, а надо, мы ведь должны на анализ это послать. Врач ваш так велел. А ну, назад в постель, да поживее.
Он чувствовал себя старой куклой, которую эта могучая тетка сгребла в охапку, мигом перенеся назад на кровать. Планка была водворена на место.