Последние атаки
Шрифт:
— И придется наказать!
— Ну что ж, — ответил Лазарев, уже бравируя готовностью принять любое наказание, — Раз заслужил — пожалте!
— Отстраняю вас от полетов.
Лазарев остановился и растерянно заморгал белесыми ресницами. Лицо побледнело.
— Как это, отстраняете от полетов? — сказал он сдавленным голосом, словно навалилось на него что-то тяжелое, — За что? Выходит, не доверяете!
— Вам понятен смысл моих слов?
— Понятен, да не очень. Как это — не летать!
— Идите домой и подумайте. А через неделю поговорим,
К концу ноября на полпути от Житомира к Киеву враг был остановлен. Полк
Летчики находились в комнате отдыха. Андрей Картошкин, краснощекий и очень энергичный крепыш, вскочил с пар:
— Сколько же можно учиться?
Кустов, готовивший его себе ведомым, пояснил:
— Пойми, Андрей, это полезно! Мы с тобой успеем хорошо слетаться. А это в бою — половина дела!
— .Но я уже больше полугода на фронте, учился в запасном полку — и ни одного боевого вылета. — Он вынимает из кармана письмо своей матери из Рязанской области и подает Игорю: — Вот почитайте, что пишет!
Евдокия Михайловна в письме спрашивала сына о боевых делах, журила, что он ничего не пишет.
— А что я ей напишу? — с упреком спрашивает Картошкин. — О том, что ем напрасно фронтовой хлеб и бью баклуши?
До чего же наивны рассуждения молодых! Воронин, лежа па нарах, подумал о том, что и они, «старики», были когда-то такими же. Вспомнил Халхин-Гол, 1939 год. Тогда они, едва оперившиеся «пилотяги», тоже не знали, куда девать свою смелость. Казалось, стоит лишь взлететь — и враги в ужасе разбегутся кто куда.
И вот первый воздушный бой. Шестерка истребителей в засаде. День ожидают, когда появятся японцы, два, три… А противника нет. Естественно, нервничают: не проглядеть бы. И вдруг наблюдатели тревожно кричат: «Летят!»
Девять японских истребителей уже подходят к аэродрому. Наши летчики сразу запустили моторы и пошли на взлет. Однако подняться в воздух успели только трое, а трое были сожжены на взлете.
Первый блин комом, но боевой дух ни у кого не упал. Неудачу объяснили промедлением.
На другой день снова бой. Японцы начали бомбить наземные войска. Двадцать советских истребителей двумя группами немедленно поднялись наперехват. Первая десятка так рвалась отомстить за погибших товарищей, что не стала дожидаться второй группы, а сразу помчалась к фронту. Но не так-то легко было перехватить вражеские бомбардировщики. Путь десяти нашим машинам перерезали восемнадцать японских истребителей.
Все наши парни смело вступили в бой. Ни один не дрогнул. Все дрались храбро, никто не вышел из боя. Каждый предпочел неравный, полный риска бой, но, как говорят, хвост японцам не показал. И опять неудача: восемь наших самолетов были сбиты, два, подбитые, сели в степи.
Вскоре в Монголию прибыла группа Героев Советского Союза, участников боев в Испании и Китае. Среди них — Яков Смушкевич [2] , Сергей Грицевец, Григорий Кравченко и Николай Герасимов. Целый месяц они учили молодежь тактике воздушного боя.
2
Упоминаемый в тексте Яков Смушкевич — Яков Владимирович Смушкевич, дважды Герой Советского Союза, участник боев в Испании и на Халхин-Голе, позже занимавший поочередно должности Начальника ВВС РККА, генерала-инспектора ВВС, помощника начальника Генерального штаба РККА. Расстрелян 28 октября 1941 года «согласно предписанию наркома внутренних дел, генерального комиссара госбезопасности Берия».
И вот снова грянул бой. В нем с японской стороны приняло участие сто двадцать истребителей. С нашей — девяносто пять. Результаты боя были уже совершенно иные: тридцать один японский самолет упал на монгольскую землю. Наши потеряли в том бою лишь двенадцать машин…
Когда капитан Воронин рассказал молодым летчикам эскадрильи об этом, то они тут же бросили упрек: «А почему мы мало летаем?»
Петр показал на окно:
— Погоды нет. Потерпите, ребята.
Действительно, шел мокрый снег. От окна несло холодной сыростью. Вот уже несколько дней стоит такая занудная слякоть. У Воронина от нее болела поясница, после ранения в спину, еще на Халхин-Голе. Зато потеплело на душе: «Может быть, за время переформирования удастся побывать дома и повидать семью? Ведь новые машины наверняка придется получать где-то па востоке, а может быть, и в районе Горького. Оттуда до родной деревни Прокофьеве па машине два часа езды».
— Перегонять самолеты теперь не так просто, — заметил Кустов. — Погода неустойчивая. Можно неделями «загорать» на промежуточных аэродромах.
Перед обедом стало известно, что двадцать самолетов уже в пути. В командировку назначено всего десять человек. Из эскадрильи Воронина — Кустов и Априданидзе.
В этот день еще засветло летчики разъехались по своим квартирам. Воронин с Кустовым занимали небольшую комнату. Игорь брился, а Петр собирался почитать и терпеливо дожидался, когда товарищ уйдет па свидание.
— Из-за этой командировки нам с Люсей свадьбу придется отложить, — посетовал Игорь.
Кустов по натуре увлекающийся. Раньше он весь отдавался учебе, спорту. Владел немецким и английским языками. Играл па многих музыкальных инструментах. Потом война. Тяжелое ранение и длительное лечение в госпитале. И вот встреча с Люсей. Чтобы не расставаться с любимой, он собирался ее устроить на работу в полк или же в батальон аэродромного обслуживания — БАО.
Намерения товарища тревожили Петра Воронина. Фронтовой аэродром, по его мнению, — не место для семейной жизни. Перед вылетом стоит почувствовать на себе тоскливый взгляд жены — и ты уже неполноценный боец. На войне лучше, когда любимая подальше от тебя. Во всяком случае, так думал капитан.
Не раз Игорю друзья советовали женитьбу отложить до победы. Поэтому сейчас он сосредоточенно молчал, глядя в зеркало.
— Тебе хорошо, у тебя жена, дочь, — продолжал он, — а у меня, кроме мамы, никого.
— Ну, раз тебе так уж не хочется расставаться с невестой, обратись к Василяке, — посоветовал Воронин, — и попроси, чтобы он послал в командировку вместо тебя другого.
— Э-э, нет! Этого я не сделаю. — Твердо заявил он. — Жена на мои служебные дела влиять не должна!
— Это и видно, — заметил Петр. — Раньше брил свою бородку через день, два, теперь — каждый вечер! Раньше ты, как Герой, пользовался одним преимуществом — летал больше всех, теперь же то и дело поглядываешь в зеркало.