Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945
Шрифт:
Перед нами, несколько ниже, было установлено аэростатное заграждение. Эти вертикально висящие воздушные шары, казалось, подкарауливали эскадрилью. Приближаемся. В крутом пикировании трассеры устремляются к толстым «сосискам». Четыре аэростата загорелись и свалились вниз, оставляя длинный шлейф пламени без дыма.
Бум! Меня подбросило. Двигатель зафыркал, и стрелка указателя числа оборотов начала отклоняться. Попадание зенитного снаряда. Легкое нажатие на красную кнопку около тумблера магнето, и фонарь сброшен. Мне осталось расстегнуть привязные ремни и покинуть самолет.
Я потянул
Отчаянное положение, чтобы попасть… Попасть в плен. Судя по аэростатам заграждения, я еще находился над позициями противника, но, слава богу, с запада дул слабый ветер. Подо мной медленно проскользила назад полоса леса, потом какая-то холмистая местность с зелеными лугами между холмами, длинные живые изгороди и большие вспаханные поля.
Подо мной появились зигзаги траншей, земляные укрепления – позиции британских томми. [75] Я мог отчетливо разглядеть их плоские, похожие на тарелки каски.
Мимо меня засвистели пули. Проклятые британцы стреляли в беспомощного пилота, висящего на парашюте. Все-таки приземлившись, я кубарем скатился в воронку от снаряда.
Мне в первую очередь необходимо было освободиться от подвесной системы. Я ударил по быстродействующему замку, и парашют отпал. Пока никто не появился. Пулеметный огонь становился все сильнее, в ответ началась стрельба с немецкой стороны.
75
Томми – разговорное прозвище английских солдат.
Может быть, никто не появится?
Я осторожно подполз к краю воронки, чтобы дотянуться до парашюта. Осторожно поднявшись по стенке воронки, я смог его достать и осмотреть: в куполе было не меньше дюжины пробоин. Пока я проделывал эти гимнастические упражнения, с головы до ног перемазался в грязи.
Я приземлился на нейтральной полосе. Может быть, когда стемнеет, я сумею добраться до своих позиций. Солнце стояло прямо над головой, так что до сумерек еще очень долго, а в плен меня могли взять в любой момент.
Сия горькая участь меня миновала.
Я знал войну со всех сторон – Польша, Россия и Франция позаботились об этом, – но это было весьма новое ощущение для меня. Пока я лежал в своей снарядной воронке с парашютом в качестве подушки и смотрел в небо, перед моим мысленным взором прошла череда ярких воспоминаний: рискованное задание в Ярцеве; железнодорожный мост в Новосокольниках, где во время важного разведывательного рейда я в течение двух часов лежал под мощным артиллерийским огнем и не мог двинуться ни вперед, ни назад; Великие Луки, где мой батальон во время русского контрнаступления был окружен и почти полностью уничтожен. В течение пяти дней и ночей без еды и воды, крайне измотанный, я лежал под телами моих погибших товарищей с одним патроном в пистолете, оставленным на самый крайний случай.
А затем был Ржев, зима, минус 40°. Мы наводили железнодорожный мост через Волгу в летней форме и с тяжелыми обморожениями потеряли 30 процентов личного состава. Возведение моста было закончено через четыре недели ужасных, неописуемых лишений, а затем его снова взорвали, чтобы не достался русским.
И теперь я лежал в своей воронке словно сторонний наблюдатель вдали от войны. Этот вой, визг и свист не касались меня. Все это напоминало мне обмен ударами в ходе теннисного матча.
Я лежал между двумя фронтами.
Светящиеся стрелки часов на моем левом запястье показывали полночь. Светлая звездная июньская ночь. Наконец предательская луна скрылась за слоем облаков. Но видимо, ненадолго, поскольку облачность не была сильной.
Настала пора действовать.
Давай по-быстрому, Хейлман.
Пока я «загорал» в окопе, у меня была масса времени, чтобы определить направление, в котором нужно двигаться. Компас, висевший на моем ремне, наконец-то пригодился. Час назад я увидел вспышки орудийных выстрелов со стороны маленькой рощи. Видимо, там находились позиции немецкой артиллерии. В том же направлении, приблизительно в 45 метрах, лежала разрушенная ферма. Я должен был добраться до нее и спрятаться в тени. Используя любую складку местности, я сначала пополз, а затем побежал. Ух! Как же неудобно это делать в летном комбинезоне.
Я добежал до фермы. Теперь у меня было хоть какое-то укрытие. Я тихонечко позвал: «Эй!» Никакого ответа. Еще раз, и снова ничего…
Темная полоса деревьев передо мной напоминала черную стену. Проклятье! Снова из-за туч появилась луна. Несмотря на это, надо спешить! В нужном направлении тянулась живая изгородь, и я мог использовать ее для прикрытия. Поверхность земли была перепахана, словно поработал гигантский плуг. В холодном враждебном лунном свете были видны снарядные воронки, испещренный кратерами смертельный пейзаж. Тошнотворный, сладковатый запах крови растекался в прохладном ночном воздухе. Поле боя…
Шипя, высоко в небо взлетела осветительная ракета, и в ее зеленовато-белом магниевом свете стало видно место сражения. Немедленно застрекотали пулеметы. Выстрелы в ночи, как удары хлыстом, били по нервам. Я приник к земле. Во что бы то ни стало мне необходимо добраться до укрытия.
В отчаянии я сжался в маленькой ямке. Они, должно быть, заметили меня, потому что теперь отвечали британцы. Дело плохо…
Я пролежал, должно быть, четверть часа, прежде чем обстрел прекратился. Несколько одиночных выстрелов, и затем на ничейную землю вернулась тишина.
– Эй, друг!..
Что, черт возьми, это было? Я услышал взволнованный шепот и медленно пополз на звук. После недавней перестрелки я предпочел не вставать. А затем голоса приблизились ко мне. Меня схватили за руки и втянули в неглубокий окоп.
– Вы тот пилот, который вчера выпрыгнул с парашютом?
– Мы думали, что это томми.
– Так это вы сейчас стреляли в меня, не так ли? Хорошо, проводите меня в свой штаб. Я обер-лейтенант Хейлман из III./JG54.
Спустя полчаса я ехал на грузовике в Нант. На дороге царила суматоха. Подкрепление можно было доставлять только ночью. В течение дня в небе хозяйничали истребители-бомбардировщики.