Последние герои империи
Шрифт:
Через несколько минут броненосец сильно накренился на правый борт, люди стали бросаться в воду. Старший офицер, обегая последний раз низы, снял часового у денежного сундука, который, выполняя свой долг, не покидал поста без приказания. Минный офицер лейтенант Жданов, исполнив приказание командира, отказался спасаться и спокойно спустился вниз. Старший офицер капитан 2-го ранга Мусатов, пробегая по спардеку, был смят сорвавшимся с ростр баркасом Офицеры бросались в воду последними. Часовой у флага по боевому расписанию боцманмат Прокопович был разорван на части снарядом, и остатки его, в виде кровавой массы, лежали на посту. До этого он бессменно простоял все бои на своем посту. Спокойные распоряжения командира
Приведу несколько примеров, доказывающих отсутствие какой бы то ни было паники. По моем выходе из башни в последний момент, когда крен броненосца стал уже критическим, я увидел, как из спардека осторожно выносили на шканцы тяжелораненого, положили на палубу и начали обвязывать его пробковыми матрацами. Когда все возможное было сделано, мы его перекрестили и бросили за борт. Впоследствии этот раненый был спасен и, кажется, даже выжил
На баке произошла трогательная сцена. Стоял наш батюшка отец Иона с юным фельдшером, почти мальчиком. Этот последний почему-то мешкал и не решался броситься в воду. На вопрос батюшки, отчего он медлит, он ответил, что забыл в каюте образок — благословение матери — и не знает, как ему быть. Раздумывать было некогда, но батюшка все-таки ему сказал: "Если благословение матери, то попытайся достать, Бог поможет". Быстро фельдшер исчез, слова батюшки побороли в нем колебания, и через весьма короткий промежуток времени он с сияющим, счастливым лицом появляется на верхней палубе с образком в руках. У меня же в башне произошел комичный эпизод. Еще до Цусимского боя я по совету судового врача взял в башню бутылку коньяку, на случай поддержать силы раненых. Бутылку эту я сдал башенному артиллерийскому унтер-офицеру с приказанием хранить се до моего распоряжения. Во время дневного Цусимского боя, ночных атак и последнего нашего боя я и все в башне совершенно забыли об этой бутылке. В последний момент, когда часть прислуги уже выскочила из башни, артиллерийский квартирмейстер обратился ко мне с вопросом: "Ваше высокоблагородие, а как же быть с коньяком?" Ошеломленный таким неуместным вопросом, я ответил: "Какой там коньяк, брось его к черту, нельзя терять ни минуты". "Никак нет, разрешите прикончить?" "Ну, быстро, всякая задержка может стоить нам жизни". В момент вылетела пробка, появились кружки. Оставшиеся в башне "прикончили" бутылку, и все благополучно выскочили на палубу и выбросились за борт. Я думаю, что этот глоток коньяку оказал впоследствии даже некоторую пользу, ибо я сравнительно легко перенес трехчасовое плавание в 11-градусной воде».
СМЕРТЬ ГЕРОЯ
…Неторопливо раскурив сигарету, командир поднялся на ходовой мостик. Невдалеке маневрировали, ведя огонь, «Ивате» и «Якумо», но на них уже никто не обращал внимания. Палуба «Ушакова» быстро заполнялась людьми. В воду бросали все, что могло держаться на плаву: пробковые матрасы и спасательные пояса, доски от разбитых снарядами шлюпок и круги. Следом прыгали матросы и офицеры. Паники не было, все делалось быстро, но организованно. Внимательно следя за оставлением корабля, Миклуха отдавал распоряжения по спасению команды.
— Владимир Николаевич, — подошел к командиру Мусатов, — раненых выносят наверх. Начали грузиться в уцелевшие шлюпки и на спасательные крути. Я пойду, гляну, чтобы в спешке кого не забыли. Прощайте!
— Прощайте, Александр Александрович! — пожал ему руку Миклуха.
У ног командира матросы положили спасательный пояс, но он его будто и не замечал. В голове билась единственная мысль: все ли он сделал как надо, не ошибся ли в чем? Командир ждал, пока корабль оставит последний матрос. И только когда это случилось, он не спеша надел пояс, докурил последнюю сигарету и прыгнул в воду.
Из воспоминаний капитана 2-го ранга А. Транзе: «Минный офицер лейтенант Борис Константинович Жданов помогал судовому врачу доктору Бодянскому за кормовой башней привязывать раненых к плотикам и койкам и спускать их в море. Когда доктор спросил его: "А что же у вас самого нет ни пояса, ни круга?" — Жданов ответил: "Я же всегда говорил всем, что я в плену никогда не буду!" Сняв фуражку, как бы прощаясь со всеми, вблизи находящимися, он спустился вниз. После рассказывали, что стоявший у денежного ящика часовой, чуть ли не в последний момент снятый со своего поста, слышал револьверный выстрел из каюты Жданова.
Когда за несколько минут до гибели в броненосец попало одновременно несколько снарядов, один из которых взорвался об носовую башню, часть матросов, стоявших за башней, бросилась за борт и нечаянно столкнула в море стоявшего у борта офицера (автора воспоминаний. — В.Ш.). Сигнальщик Агафонов, увидев, что офицер, отдавший ему свой спасательный крут, упал в море, без какого бы то ни было спасательного средства с револьвером и биноклем на шее, не задумываясь, бросился с верхнего мостика, с высоты 42 футов, за борт на помощь к погибавшему офицеру.
"Адмирал Ушаков", перевернувшись, шел ко дну. Кто-то из плавающих матросов крикнул: "Ура "Ушакову!" — с флагом ко дну идет!" Все бывшие в воде ответили громким долгим "ура", и действительно: до последнего мгновения развевался Андреевский флаг.
Броненосец «Адмирал Ушаков» переворачивался, валясь на правый борт. На правом ноке грот-реи непобежденно развевался Андреевский флаг. Перевернувшись, корабль еще немного продержался на воде. Из кормовых кингстонов высоко в воздух били два фонтана воды. «Ушаков» рванулся вверх, будто в последней попытке вырваться из смертельных объятий, и в одно мгновение скрылся в огромном водовороте… Перед погружением в корпусе раздался взрыв: видимо, это взорвались котлы. Броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков» больше не существовало.
Тем временем японцы, взбешенные упорством маленького броненосца, продолжали расстреливать плавающих в воде людей. Чудом уцелевший лейтенант Дитлов вспоминал: «В воде всюду плавали люди, вот целая группа уцепилась вокруг большого спасательного круга! В это время перелетевший снаряд разорвался в самой середине этой группы: поднялся водяной, кровавый столб, во все стороны полетели руки, ноги, головы, а вокруг отчаянный вой перелетов, удары попавших снарядов, крики раненых… какая-то игра смерти".
Из воспоминаний капитана 2-го ранга А. Транзе: «После того как "Адмирал Ушаков" скрылся под водой, японцы еще некоторое время продолжали расстреливать плавающих в море людей. Прекратив, наконец, стрельбу, они не сразу, а значительно позже, вероятно, получив по радио приказание, спустили шлюпку и приступили к спасению погибающих. Спасали долго и добросовестно, последних, как говорили, подобрали уже при свете прожекторов.
Одним из осколков был тяжело ранен в плечо и Миклухо-Маклай. От большой потери крови он быстро слабел… А.С. Новиков-Прибой так описывает последние минуты жизни командира броненосца «Адмирал Ушаков» в своем романе «Цусима»: «Командир постепенно изнемогал, а через некоторое время матросы, поддерживающие его, заметили, что у него беспомощно свешивается голова. Он слабо проговорил:
— Оставьте меня. Спасайтесь сами. Мне все равно погибать…
И командир закрыл глаза. Больше он ничего не говорил. Но матросы еще долго плавали около него…»
В японских газетах смерть командира «Ушакова» была описана несколько иначе: «…Когда к плавающему в море командиру броненосца подошла японская шлюпка, чтобы спасти его, Миклуха по-английски крикнул японскому офицеру:
— Спасайте сначала матросов, потом офицеров!
Когда же во второй раз подошла к нему шлюпка, он плавал уже мертвый на своем поясе».