Последние герои империи
Шрифт:
В Дармштадте отставной лейтенант откровенно захандрил. В небольшом германском государстве, откуда была родом императрица Александра Федоровна, и вправду было тоскливо. Великосветские балы, знакомства с коронованными особами и бесконечные пустые разговоры. К такой жизни бравый вояка приспособлен не был. Его непосредственный начальник в Дармштадте говорил своему знакомому дипломату «Смотря на Рощаковского, я всякий раз представляю себе океанский дредноут, спущенный в садовый пруд, в котором ему некуда повернуться».
Теперь уж и сам Рощаковский все больше и больше жалел, что
Весной 1914 года российское посольство покинуло Дармштадт. Там остался в качестве поверенного в делах лишь Рощаковский. Теперь именно ему предстояло руководить миссией в условиях быстро ухудшавшихся российско-германских отношений.
Великий герцог Эрнст Людвиг, частенько попивая кофе с Рощаковским, сетовал на плохие времена.
— И все же я полагаю, что дело не зайдет слишком далеко! — высказал он свои пожелания.
— Что касается меня, то я с пессимизмом смотрю на дальнейшее развитие событий, — попивая герцогский кофе, качал головой Рощаковский. — Война между нашими державами неизбежна. Весь вопрос только в том, когда именно все начнется.
Все началось 1 августа 1914 года Российской дипломатической миссии сразу же пришлось покинуть Дармштадт. Рощаковский нанес прощальный визит к великому герцогу. Далее путь его семьи лежал через Германию, Швецию, Финляндию в Петербург, ставший ныне Петроградом. До железнодорожного вокзала Рощаковского сопровождал военный эскорт, о котором распорядился великий герцог. Возбужденные горожане махали русским дипломатом кулаками и кидали в машины камни.
НА БАЛТИЙСКИХ РУМБАХ
Вернувшись в Петроград, Рощаковский немедленно подал прошение о возвращении на военную службу. Имея немалый боевой опыт, он считал невозможным отсиживаться в тылу в столь страшную для России годину. Ни морской министр Григорович, ни командующий Балтийским флотом Эссен не горели желанием брать Рощаковского. О боевых делах его в прошлую войну оба знали не понаслышке, однако обоих смущала близость Рощаковского к императору. Мало ли какие дела будут происходить в ходе войны на флоте, не обо всем же докладывать Николаю, а тут его личный дружок под боком, поди за ним уследи.
С Эссеном у Рощаковского состоялся предельно откровенный разговор.
— Боюсь, захандришь у нас! Твои ведь однокашники уже к адмиральским орлам подбираются, а ты все еще в лейтенантах!
— Я воевать хочу, а не карьеру делать! Вы меня помните по Артуру, неужели я в чем-то подведу своих старых артурцев?
— Ладно, Миша, проехали! — хлопнул его по плечу Эссен. — Брать я тебя готов, но только должности для тебя подходящей нет!
— Как это нет? — поразился Рощаковский. — Но хоть что-то есть?
— Есть должности командиров тральщиков! — хмыкнул в бороду Эссен. — Но это не для тебя. Тральщики из пароходов реквизированных — самотопы еще те.
— Я готов! — дернул головой Рощаковский. — Я по морю соскучился!
Есть сведения, впрочем, не доказанные, что Рощаковский имел придворный чин камергера, что по табели о рангах соответствовало адмиралу. На флот же он вернулся в скромном чине старшего лейтенанта. Да о том ли печаль, когда Отечество в опасности!
С сентября 1914 года до лета 1915 года Рощаковский командует 3-й отдельной партией траления Балтийского флота.
Каждый выход в море на наскоро приспособленных для траления лоханках мог стать последним Чтобы жена не волновалась, Рощаковский, возвращаясь с очередного траления, отправлял ей телеграммы с единственным словом: «Жив».
Партия траления Балтийского флота именовалась среди офицеров кратко, но емко — «клуб самоубийц». Название себя оправдывало, потому как рвались на минах приспособленные под тральщики пароходики пачками, а вместе с ними гибли и их команды. В командиры тральщиков по этой причине старались кадровых офицеров не назначать, а ставили призванных из запаса прапорщиков по адмиралтейству. Такой если и погибнет, то для флота особо невелика потеря. Когда же на ржавый тралец ступил герой японской войны и личный друг императора, многие приходили просто глянуть на такое чудо.
Рощаковский же, на палубу ступив, первым делом вызвал боцмана:
— Почему ржа и грязь повсюду?
— Да все равно, ваше благородь, не сегодня, так завтра топнуть, чего же зазря корячиться!
— Чтобы к послезавтра корабль сиял как новенький: ржавчину оббить, палубу отскоблить, медь начистить, резину отбелить, корпус покрасить!
— Так у нас и краски-то пет!
— Как нет?
— Да не дают! Говорят: «Чего на вас краску-то переводить, все одно скоро все перетонете!»
Рощаковский вынул из кармана тугой бумажник, сунул его боцману в руку:
— Чтоб сверкал корабль как новый пятак. Да шаровую краску не бери, возьми «слоновочки», плесни в нее легонько синей, чтобы цвет был небесный. Понял?
— Чего не понять-то, цвет такой надобно подобрать, чтобы были мы к небесам ближе!
Номер «тринадцать», даденный тральщику, Рощаковскому тоже не понравился:
— С таким нумером можно сразу у стенки топиться и в море ходить незачем!
— А как же будем называться? — поинтересовалась команда
— «Авось»! — ответил командир. — Один раз с «авосем» мне не очень повезло, надеюсь, что повезет на этот!
И началась тральная страда — бесконечные игры со смертью на минных полях. На этот раз Рощаковскому на самом деле удивительно везло. Гибли тральщики то справа, то слева, и только «Авось» оставался как заговоренный. Приободрилась и команда, теперь уже о скорой смерти особо не думали и корабль содержали в состоянии образцовом. Где-то через месяц Рощаковский возглавил уже партию траления — сразу несколько маленьких самотопов. Тралил мины Рощаковский, прямо скажем, грамотно, так как потерь почти не имел, за что и получил мечи к Анне 2-й степени. При заграждении немцами подходов к финским портам Раумо и Ментилуото именно Рощаковский организовал их разминирование. При этом необходимо подчеркнуть, что только с его прибытием на место и была эта задача решена, причем в самые короткие сроки.