Последние километры(Роман)
Шрифт:
Тем временем Иван Гаврилович насупленно сидел за тесной школьной партой с мастерски выдолбленным католическим распятием. Кто-то продлил концы креста, чтобы он смахивал на свастику. А потом, наверное в последние дни, уже другая рука попыталась совсем уничтожить обезображенную христианскую эмблему. Это ковыряние ножом так и осталось на неподатливом дереве парты как лаконичный след исторических событий, пронесшихся через маленькое мазурское село.
Майор Борисенко, адъютант командующего, невысокого роста, с осунувшимся от хронического недосыпания и усталости лицом,
— Читайте, Иван Гаврилович.
— Спасибо.
Сводка Информбюро с фронтов, сообщения о трудовых подвигах в тылу, статьи Алексея Толстого в «Правде», Ильи Эренбурга в «Красной звезде», фронтовой очерк Бориса Горбатова, стихи известных поэтов…
Печаль цепко взяла Ивана Гавриловича за сердце. Как мать, что с нею? Тыл оживал, возвращался к мирным будням, а она одна-одинешенька. Старая, немощная. Только холодный остов торчит там, где был когда-то семейный очаг Березовских.
Подмывало поговорить с Борисенко, посоветоваться: поймет ли его командующий? Разрешит ли на несколько дней съездить в Озерца, пока здесь затишье? Комбриг Самсонов уже дал свое согласие.
Но не спросил Березовский, промолчал: все равно ведь Борисенко ничем не может помочь в этом щепетильном деле.
Командующий вошел неожиданно, закутанный в плащ-палатку, — на дворе моросило. Однако его нетрудно было узнать и в таком наряде. В фигуре маршала, в его походке чувствовалось что-то независимо-степенное и властное, присущее людям, которые привыкли командовать, приказывать, вести за собой других.
Услышав шаги, первым вскочил на ноги адъютант Борисенко, за ним встал и Березовский, сгоряча чуть было не разломав многострадальную ученическую парту. Кивком головы маршал пригласил его в соседнюю комнату, в свой временный кабинет.
— Вот что, — сказал он без предисловий, сбросив на пол намокшую плащ-палатку. Борисенко быстро подхватил набухший комок брезента и вынес его в сени. — Немедленно принимайте бригаду. Мы с представителем Ставки звонили в Москву, получили согласие.
«А Самсонов?» — чуть было не вырвалось у Березовского, но он прикусил язык. Не давала покоя одна лишь мысль: «Итак, мама останется одна. Сейчас не до таких просьб. А что же с Самсоновым? Снимают или дают корпус?»
Маршал подошел к оперативной карте, висящей на школьной таблице. Сегодня вид у него был бодрее, чем вчера. И голос не такой хриплый. Наверное, медицинская служба приняла экстраординарные меры. Желтым от никотина пальцем маршал показал на карте небольшой польский городок.
— Вот здесь, возле городка, старинный дворец каких-то магнатов. Место вашей новой дислокации. Ясно?
Березовский не торопился с ответом. Отдельная гвардейская после боев за Вислу находилась в резерве командующего фронтом. Следовательно, предстоит начинать новую страницу боевой одиссеи… Маршал воспринял его молчание как знак согласия.
— Ставка Верховного Главнокомандования уточнила наши задачи. Во взаимодействии с соседними фронтами мы переходим в наступление.
Теперь Березовский понял, почему прилетел представитель
— Выручаем союзников?
— Угадали. В Арденнских горах, в Бельгии, идут ожесточенные бои. Англо-американские войска панически отступают, неся большие потери. Гитлер лично руководит контрнаступлением в Арденнах. Нужно сорвать его намерение, оттянуть силы.
— Понимаю.
— Только в районе сандомирского плацдарма наступление поведут несколько армий, в их числе танковая. Ваша бригада пойдет как передовой отряд в составе общевойсковой армии Нечипоренко, которая занимает рубежи на ловом берегу Вислы. Направление: Пилица — Нида — Одер. Темп продвижения сорок — пятьдесят километров в сутки.
«Вот это да… — думал обескураженно Березовский. — Вот это темп…»
Маршал словно разгадал его сомнения:
— Свыше ста пятидесяти лет нога иноземного солдата не ступала на немецкую землю. Само собой разумеется, враг окажет сопротивление. Поэтому я и поручаю эту миссию вам.
«Почему мне? Что произошло с Самсоновым?»
— Оперативная задача ясна?
Иван Гаврилович задумался. Он не любил стереотипные ответы типа: «Ясно, товарищ командующий!», «Слушаю, товарищ командующий!», «Есть, товарищ командующий!». Учитель в нем еще иногда брал верх над военнослужащим. Ведь его спрашивают, очевидно, не только ради формальности.
— Мое назначение решено окончательно?
Маршал удивленно уставился на него холодноватыми серыми глазами.
— Вы что… возражаете?
Березовский спокойно выдержал этот взгляд, еще не гневный, но уже явно недовольный.
— Если вопрос решен… Хотя мне лично это сейчас… Я собирался просить вас…
— Послушайте, Березовский. У вас, наверное, много свободного времени?
— Времени мало. Но вопрос слишком серьезный.
— Вы до войны были на педагогической работе?
— Да.
— Видно. — Отошел от карты, посмотрел в окно. В приоткрытую форточку влетал свежий, влажноватый ветерок, предвещавший оттепель. Зима была лютая, даже здесь, на берегах Белого Дунайца, термометр не раз падал ниже двадцати, а снега лежали, как в Подмосковье. Но приближение весны чувствовалось с каждым днем все явственнее.
Маршал сел за небольшой стол, выкрашенный в черный цвет, как и вся школьная мебель. Видимо, здесь когда-то размещался кабинет географии — комната и до сих пор была завалена учебными картами, большинство которых уже ничего не стоило: их одним взмахом перечеркнула война.
— Хорошо, спрашивайте.
Березовский пошел напрямик:
— Прежде всего, я хотел бы знать, чем вызвана замена командира бригады. Тем более в такое время…
— Не понимаю вопроса. Неужели вы ничего не знаете?
— Что вы имеете в виду, товарищ маршал?
— Вы когда выехали из бригады?
— Вчера рано утром. Попрощался с Самсоновым и…
— Это было ваше последнее прощание.
— Почему?
— Самсонов убит вчера же, между одиннадцатью и двенадцатью часами дня. Прямое попадание артиллерийского снаряда.