Последние сто дней рейха
Шрифт:
В момент, когда три группы приготовились выдвинуться в разных направлениях, по сосредоточениям немецких войск нанесла удар реактивная артиллерия. Многие погибли в первые же минуты ураганного обстрела, но остальные продолжали отчаянные попытки прорыва и натолкнулись на ожесточенное сопротивление русской пехоты. Казалось, что живым не уйдет ни один человек, не говоря уже о прорыве. Однако в темноте и суматохе через русские позиции удалось просочиться пяти тысячам немецких и венгерских солдат, но не всем им удалось выжить. Из 70 000 только немногим более 700 солдат смогли добраться до немецких позиций. Остальные погибли в бою или попали в плен. Советское командование заявило, что в плен взяли 30 000 солдат, а так как военнопленных оказалось всего несколько тысяч, то для нужного количества на улицах Буды арестовали 25 000
В то время как происходили вышеописанные события, военный корабль с Рузвельтом на борту отплыл из Севастополя. Для президента будущее Балкан стало определенным с того момента, как Сталин подписал Декларацию об освобожденной Европе. Рузвельт понимал, что правительства с коммунистическим большинством уже навязываются народам Болгарии, Румынии и Венгрии, но он считал, что это прекратится в соответствии с ялтинскими договоренностями.
Глава 7
Операция «Гром»
Когда 12 февраля было опубликовано совместное коммюнике участников Крымской конференции, [22] население Великобритании и США восприняло его с энтузиазмом. В газетах Англии, таких как "Манчестер Гардиан", "Дейли Экспресс" и "Дейли Уоркер", высоко отзывались о решениях, принятых Большой Тройкой.
Хвалебные статьи появились также и в советской прессе. Газета «Правда» полностью посвятила свой выпуск Ялтинской конференции. По мнению газеты, достигнутые решения указывали на то, что "у союза трех великих держав имеется не только историческое вчера, но и великое завтра". В «Известиях» писалось, что "это величайшее политическое событие современности".
22
22 Коммюнике Крымской конференции было опубликовано 13 февраля 1945 г. (прим. ред.).
Коммюнике доставило радость и Геббельсу, поскольку оно дало ему возможность усилить пропаганду против плана Моргентау [23] и безоговорочной капитуляции и объявить, что решение Большой Тройки о расчленении Германии и взимании с нее громадных репараций доказывает, что Германия должна сражаться с утроенным упорством — либо она погибнет.
Во Франции энтузиазм по поводу решения выделить стране оккупационную зону в Германии с представительством в Центральной Контрольной Комиссии несколько приглушался личным отношением к нему де Голля. Раздражение генерала можно было понять. Его просьбу об участии в конференции не только отклонили, но и не проинформировали о результатах до тех пор, пока Джефферсон Каффери, американский посол во Франции, не передал ему 12 февраля меморандум. Р. У. Ребер, представитель президента по политическим связям во Франции, передал Рузвельту сообщение, что де Голль принял его «холодно», ожидая, видимо, от коммюнике гораздо более важной для себя роли. Рузвельт, который недолюбливал генерала, проигнорировал данное донесение и не обратил внимания на отказ де Голля встретиться с ним в Алжире.
23
23 План Моргентау — программа послевоенного устройства Германии, предусматривавшая превращение ее в сельскохозяйственный придаток промышленно развитых стран. Была подготовлена министром финансов США Г. Моргентау мл. (прим. ред.).
— Я просто хотел обсудить с ним некоторые наши проблемы, — сказал он Лейхи. — Если он не желает, то мне все равно.
Де Голль, по крайней мере публично, вежливо высказывался о конференции в Ялте, в отличие от поляков, проживающих в Британии и Америке, которые не стеснялись в выражениях. Возглавляемые премьер-министром Томашем Арчижевским, пришедшим на смену Миколайчику, они открыто заявляли, что Рузвельт и Черчилль фактически передали Польшу на заклание Советскому Союзу в обмен на союз с ним. Один поляк даже пошел на большее. Генерал-лейтенант В. Андерс, командующий 2-м Польским корпусом, который героически участвовал в захвате Монте Кассино, стал угрожать выводом своих войск с передовой. Он отправил радиосообщение Владиславу Рачкевичу, президенту Республики, в котором говорилось, что он не может принять"… одностороннее решение, по которому Польша и польская нация отдаются в руки большевиков… мне не позволяет совесть в данный момент требовать от солдат жертвовать своей кровью…".
Поляк, который мог бы выступить с более сенсационным протестом, еще молчал. Этим поляком был граф 'Эдвард Рачинский, посол при Сент-Джеймском дворе. Незадолго до этого сэр Оуэн О'Маллей показал послу заключительный отчет своего тщательного расследования массового убийства 11 000 польских офицеров в Катынском лесу. Ему были предоставлены веские доказательства, что это кровавое зверство совершено не нацистами, а русскими. Сэр Оуэн также сообщил графу, что британский кабинет министров ознакомился с этим отчетом, но ему дано указание скрыть отчет и заменить его на другой, в котором Советский Союз выглядел бы совсем в другом свете. Однако Рачинский дал обещание О'Маллею хранить в тайне информацию, и, будучи джентльменом, он молчал.
Незадолго до полудня генерал Гудериан вошел в кабинет Гитлера в рейхсканцелярии, где за большим столом фюрера уже сидели в креслах участники совещания. На пути в Берлин Гудериан сказал своему начальнику штаба генералу Вальтеру Венку: "Сегодня, Венк, мы ставим на карту все, рискуя твоей и моей головами". По мнению Гудериана, ограниченное контрнаступление против ударной группировки Жукова на Одере неизбежно кончится катастрофой, если руководство им будет поручено Гиммлеру, ничего не смыслившему в военных делах.
— Мы не можем позволить нашим войскам лишиться последних опытных солдат, — добавил он.
Гиммлер, среднего роста, с тонкими бледными губами и несколько восточными чертами лица, вел себя беспокойно, как это бывало на такого рода совещаниях. Не было секретом, что ему не нравилось сидеть лицом к Гитлеру, и однажды он сказал генералу Вольфу, что когда фюрер смотрит на него, то он чувствует себя как школьник, не выучивший урок.
В душе Гиммлера шла постоянная борьба между тем, кем он был на самом деле и кем хотел стать. Он родился в Баварии, но восхищался таким прусским королем как Фридрих Великий, и не уставал хвалить прусский аскетизм и твердость. Он фанатично верил, что идеал немца — нордический тип: высокий рост, светлые волосы, голубые глаза, предпочитал, чтобы в его окружении находились именно такие люди. Он восхищался физическим совершенством, атлетическими способностями и зачастую говаривал:
— Хочешь оставаться молодым — занимайся физическими упражнениями.
Сам же он страдал от коликов в животе и смешно смотрелся на лыжах и в воде, а однажды даже упал без сознания, пытаясь завоевать бронзовую медаль в забеге на один километр. По объему личной власти Гиммлер был вторым человеком в третьем рейхе после Гитлера, но сам он оставался непритязательным педантом с кругозором учителя начальной школы. Он безжалостно выступал против христианства и тем не менее, по словам одного из его близких сподвижников, перестроил СС на иезуитских принципах, тщательно копируя "устав службы и духовные упражнения, разработанные Игнатием Лойолой…"
Он был безразличен к материальным богатствам и жил экономно и аскетично. Он в меру питался, мало пил спиртного и ограничивал себя двумя сигарами в день. Как и Гитлер, он работал так напряженно, что такой темп убил бы любого другого человека, он обожал своих детей и ко всем женщинам относился с таким же почитанием, как и к своей матери. Как и у Гитлера, у него имелась любовница, и даже не одна, а две. В возрасте девятнадцати лет Гиммлер жил с проституткой Фридой Вагнер, которая была на семь лет старше его. Однажды ее нашли мертвой, и молодого Гиммлера привлекли к суду за убийство, но не оказалось достаточно улик. Женой Гиммлера стала женщина опять-таки старше его на семь лет, медсестра по имени Маргарита Кончерзово. На ее деньги он завел ферму по разведению кур под Мюнхеном, но потерпел в этом деле неудачу. Его брак, впрочем, тоже оказался неудачным.