Последние времена
Шрифт:
– Все-таки у отца Панкрата позабористей будет, – произнес он, – в этой, гляди, не больше как фунтов тридцать…
Старец медленно застегнулся, провел рукою по глазам и, тяжко вздохнув, поднялся. Затем отвесил нам низкий поклон, причем вымолвил: «Простите, братия», и колеблющейся походкой скрылся из пчельника.
– Эка, падок до водки, старый пес! – напутствовал его отец Юс и прямо из полштофа вылил себе в рот остатки этой водки.
Э-их, лебеди летели,Про Ванюшу песни пели…затянул
Наконец хмель совершенно одолел его, и он крепко захрапел в преизбытке утомления.
Пришел Левончик. Это был веселонравный юноша с необычайно жирными щеками и весь, с головы до пят, пропитанный запахом постного масла. Ему отец Лаврентий поручил проводить меня до Лазовки к какому-то Захару. Когда же мы тронулись в путь и уже миновали ульи, он воротил Левончика и что-то, с таинственным видом, приказал ему. Левончик, ухмыляясь, догнал меня. «Что ты?» – спросил я. Он промолчал, и несколько времени мы шли молча. Вдруг он рассмеялся добродушнейшим смехом.
– Ты чего? – полюбопытствовал я.
– А вот, видишь? – сказал он и вытащил из-под полы порожний полуштоф.
– Выпить-то, должно быть, отцы любят? – вымолвил я.
– И не говори!.. Хлебом их не корми, только чтоб насчет выпивки было… У отца-то Лаврентия самый притон здесь: как сойдутся, сейчас это полуштоф – и пошло.
Он замолчал, но несколько спустя снова неожиданно прыснул.
– Видел Юса-то? И промысло-овый человек!.. Он прежде на мельнице был, на монастырской… И что же он, этот Юс, придумал: он взял да вином и начал торговать!.. Как есть шинок открыл. Ох, уж и Юс только! – Левончик восторженно покачал головою.
– Ну и что же?
– Узнали. Отец эконом узнал. А отец эконом у нас стро-огий-престрогий!.. Так Юса и прогнали с мельницы. А он было ловко там приспособился… – И потом, после долгой паузы, продолжал: – Ничего, отцы у нас живут ничего себе. Трапеза у нас – хоро-ошая трапеза, сытная… Одного хлеба фунта по четыре съедаем!.. а там масло, рыба, квас.
– Ну, а работа есть?
– Работа, оно точно есть, ну да что же это за работа… Больше по сбору все. Или вот еще сенокос придет – покосимся малость… Ничего, у нас весело.
– А служба какая, трудная?
– Нет, какая там служба. Служба у нас самая обыкновенная. Вот были из наших которые – отец вот Паисий в Саровской был, или опять еще на Святых Горах, – ну, там точно что трудная служба. А наша служба легкая. Наша служба – постоял если часок, вот тебе и служба вся… Игумен у нас добрый. У нас игумен вроде вот как отец бывает…
– Ну, а ты-то ездил когда по сбору?
– Как же! Я два раза ездил.
– С кем?
– А есть у нас старец такой, Саватей-старец, так с ним!
Я рассказал ему приметы «гвардии поручика».
– Он, он самый! – с живостью подхватил Левончик, – хоро-оший, правильный старец. И водочку вкушает, это точно. Мы с ним, бывало, все по господам езжали. Приедем к господину, лошадь на конюшню, и пошло. Я с лакеями, или горничные там какие, а отец Саватей с господами проклажается. Здорово его господа уважали!.. Ну, тут как вошел он в слабость – узнали. Отец эконом у нас стро-о-огий: узнал и взял Саватея со сбора.
А то вот еще с Юсом мы раз ездили, – и Левончик опять рассмеялся, – с Юсом мы больше по черничкам все. Как в селе есть чернички, так мы прямо к ним и едем. А чернички здорово любят, ежели к ним заезжать. Сейчас это самовар, водка, и пошло!.. Ну, только и тут скоро нам прекорот вышел.
– Отец эконом узнал?
– Он. Эх, строгий у нас эконом… Он, ежели ты попущение какое сделал, прямо прекорот тебе предоставит.
– Да что это значит «прекорот»?
– Хи-хи-хи!.. Прекорот, – это возьмет тебя отец эконом в келью, да за косы, да палкой… А там либо дрова рубить, либо воду таскать… Это вот и обозначает прекорот. Ну, только он с рассмотрением. У него, ежели ты по хозяйству наблюдаешь строго, он не взыщет. У нас теперь отец Куклей есть по сбору ездит. Так он, отец-то Кук-лей, не токмо что, – может, сколько разов били его купцы, – уж оченно до купчих слаб отец Куклей, а отец эконом все ему втуне… Потому большой доход ему от отца Куклея. А от Юса какой доход! Юс, – что соберет, все с сестрами прогуляет. А то еще хвост у нас отрезали. Так и отхватили мерину хвост! А мерин – сто целковых…
– Это за что же?
– А уж случай такой вышел. Случай-то – по-настоящему бить бы Юса, ну, а мужики взяли да мерину хвост отчекрыжили. Это, значит, вместо битья.
– Ну, а не били?
– Нет, бить не били. Били, только в другом месте. А в другом месте здорово били!.. Я-то уехал, а Юса поймали… И здорово его били тут, этого Юса!..
– За что?
– Да все из-за этих… – с неудовольствием сказал Левончик, – все из-за сестер из-за этих!.. Дьякон поставил мужикам полведра, они нас и прихватили. Мало ли тут было делов!
– Да дьякону-то что?
Левончик почесал затылок, причем скуфейка сдвинулась ему на глаза, и, поправив скуфейку, лукаво усмехнулся.
– Сердце зачесалось! – произнес он с иронией, а затем серьезно добавил: – Коли пристально это дело разобрать, дьякона тоже следовало бы изутюжить: как-никак, а ты инока не тирань… И ежели по совести, дьякону даже стыднее…
– Чем же стыднее-то?
– А как же! Первым делом, он пред алтарем и даже вроде как церковное лицо… А монах что?.. Монах на то и приставлен: с дьяволом ему бороться. А поди-ка ты с ним поборись: нонче ты его одолеешь, а завтра такое подойдет дело, прямо ты под пяту к нему… Тут ничего не поделаешь. Юса-то, может, били, а прошлой зимою подошло дело, он старушку из полымя выхватил!..