Последний автобус домой
Шрифт:
Конни чувствовала себя обузой. Предоставленная самой себе, она сидела под деревом и тихонько перебирала струны, борясь с наплывающей тошнотой. «Марти вот уже несколько дней даже не подходит ко мне. Что я сделала не так? Я теперь словно просто член группы, словно ничего между нами не было. Как это больно…» Может быть, стоит написать для них песню, которая подойдет для здешнего собрания, и все снова станет хорошо? Ведь она же последовала его совету, записывала все строчки и кусочки, что приходили в голову! Нужен какой-то народный номер, что-то в духе Джоан Баез [45] . Что-то никак не складывается мелодия… Обрывки какие-то…
45
Американская
Закрыв глаза, Конни размышляла. Не в наказание ли ей это за то, что не вернулась домой? В этих думах она задремала – и проснулась со строчкой: «Я пою блюз о детях войны». Все они дети войны, все родились тогда, когда их страны враждовали. А теперь они дети мира, но мир этот такой хрупкий, над ним нависает ядерная угроза: Берлин, Россия, Венгрия, Америка, вторжение на Кубу, провал операции [46] в Заливе Свиней… Неужели две мировых войны ничему нас не научили?
46
С целью свержения правительства Фиделя Кастро.
Она думала о Фредди, своем отце, которого никогда не видела. Интересно, она хоть чем-то похожа на него? Он погиб в Палестине. Его смерть изменила хоть что-то или стала просто еще одной бессмысленной случайностью войны?
Солдат, солдат, ты ведь не виноват,Что уходишь в дымный закат.Час любви твой – войною распят,И тебе незнаком дочкин взгляд.Она повторила про себя слова снова и снова, пока вдруг они не легли на мотив старой народной мелодии, Конни слышала ее несколько раз по телевизору.
– Сэнди, проснись!.. Послушай, как тебе? – попросила она, не будучи уверенной, что сочиненные ею строки будут кому-то понятны.
Ты за что воевал, жизнь свою отдавал?За кусочек земли и за флаг?Очень тихо в лесах и пустынно в полях,Грусть застыла у дочки в глазах [47] .– Великолепно! – воскликнул Марти, обнимая ее.
Они пошли за домики порепетировать. Получалось так здорово, что даже Лорни Добсон схватил Конни в охапку и рассмеялся.
47
Стихотворение в переводе И.Л. Добряковой.
– Ты наша спасительница! Мы добавим пару куплетов и несколько песен против вооружения. Но могу поспорить, под конец они все напьются, и когда мы врубим нашу настоящую музыку, как миленькие подскочат и пойдут отплясывать. Странное тут местечко, конечно. То ли монастырь, то ли лагерь для военнопленных. Просто в дрожь бросает от эдакого сочетаньица. И до чего же они серьезны с этой своей политикой! А Марти-то, похоже, втрескался в Еву, – добавил он шепотом, скорчив хитрую морду.
– И что с того? – через силу улыбнулась Конни. – Мы же не сиамские близнецы.
– Ну и славно тогда, – и он послал ей веселый взгляд.
Подошел день выступления. Объявляя новый номер, Конни вдруг ощутила неожиданную гордость.
– Я хотела бы посвятить эту песню своему отцу, Фредди. Я никогда не знала его, он погиб в Палестине от руки израильских сепаратистов. А моя мама Анна во время войны участвовала в партизанском движении на Крите, была в лагере для военнопленных, потом бежала в Англию.
И Конни запела. Чуть позже вступили остальные. Они пели сначала те слова, что сочинила Конни, потом добавили еще пару строф. Мелодия запоминалась легко, и вскоре английские студенты, а за ними и другие подхватили ее. Все были довольны, пиво текло рекой, а потом кто-то из англичан попросил сыграть что-то ритмичное, зажигательное, никто ему не возразил, и скоро все уже отплясывали – точно как и предсказывал Лорни.
Окрыленная успехом, Конни оглянулась в поисках Марти. Но тот танцевал с Евой и ее подругой и даже не смотрел в ее сторону.
– А что я тебе говорил? – прошептал ей Лорни. – Эта немецкая Лорелея приворожила его!
– Вижу, – ровно ответила Конни, опрокидывая в горло пряное пиво так, будто это сладенькая газировка. – Ну и ладно. Идем-ка, побьем их на их же поле, – кивнула она ему, стараясь сохранять внешнее хладнокровие, хотя внутри у нее все просто кипело.
И они пустились танцевать и дурачиться. Конни реагировала механически, а вот Лорни – тот разошелся как безумный, волосы падали ему на лоб, он вращал глазами. Возможно, его не назвать красавцем, но его движения оказывали странное гипнотическое воздействие: руки и ноги жили какой-то отдельной от тела жизнью и словно вели за собой, бедра крутились в такт.
– На, выпей еще, – протянул он ей кружку, и она послушно залпом все проглотила. А почему нет? В зале не видно ни Марти, ни Евы. Если они там вместе любуются луной, то ей что, рыдать, уткнувшись в пиво? В эту глупую игру можно играть вдвоем с кем угодно другим. Конни взяла Лорни за руку и обвила ее вокруг своей талии. Что ж, пора проверить, действительно ли его чресла так хороши, как описывают.
Это был пьяный, бездумный и прямолинейный секс, но месть была сладка. Они спотыкались в темноте, падали друг на друга, хихикали и целовались. Лорни оказался великим экспертом по расстегиванию крючочков, кнопочек и пуговичек. Они оба нализались так, что наутро Конни даже не могла вспомнить, хорошо ли им было вместе. Она лежала на мокрой от росы траве с дикой головной болью, и ей казалось, что язык ее превратился в заскорузлый дверной коврик. Она поднялась и с усилием побрела в сторону домика.
Марти был уже на ногах и паковал вещи в фургон. Лицо его было чернее тучи.
– Где тебя носило всю ночь? – набросился он на нее.
– Полагаю, не так далеко от тех мест, куда уединились вы с Евой, – огрызнулась она.
– Как ты можешь быть такой глупой? Мы приехали сюда петь, а не шляться по ночам, словно придурки, – ответил он, будто не заметив ее укола.
– Говори о себе! – рявкнула она. – А я прекрасно провела время.
– О да, я видел, как ты охмуряла Лорни. Господи, да ты словно из ума выжила вчера! Ты разочаровываешь меня, Конни. Это дешевый поступок, который породит одни проблемы. Как ты могла опуститься до такого?
– Он обижает тебя, дорогая? – послышался голос, и рядом возник Лорни, уже с рюкзаком. Приблизившись к Конни, он было обнял ее, но Конни стряхнула с себя его руки.
– Все в порядке. Пойду сложу вещи. Концерт окончен, я полагаю.
Ее тошнило, и она чувствовала себя маленькой и глупой.
– Можешь повторить это еще раз, – кивнул Марти. – Мы не заработали ничего. Фургон вот-вот развалится.
– Только потратили время, – добавил Дез, забрасывая в машину рюкзак. – Интересно, вся эта дурацкая пропаганда хоть чему-нибудь помогает?