Последний барьер
Шрифт:
— Помолчи! — велел заложнику Семен, после чего вновь обратился к Зеленому Шприцу. — Послушай, доктор, да ты хоть осознаешь, в кого мы превратимся, когда захватим власть над Исгором? Не говоря о том, какую дьявольскую репутацию и каких могущественных врагов мы себе при этом наживем?
— Репутация и враги — ничто в сравнении с тем, какие перспективы сулит нам этот проект! — отмахнулся от упреков Свистунов. — Здесь Талерман абсолютно прав: за Исгором и «Кладезем» — огромное будущее. И кто владеет их секретами, тот в итоге добьется в жизни таких высот, о каких прежде даже не мечтал.
— А вот эта ваша идея мне уже категорически не нравится! — Давид Эдуардович осуждающе поцокал языком и покачал головой. — Я протестую! Так неспортивно! Вникать в чужие идеи собственным умом и усовершенствовать их — еще куда ни шло. Но чтобы взять и скачать мои открытия у меня из головы одним файлом, словно экзаменационные конспекты!.. Фу, как отвратительно! И вам не совестно?
— А что насчет моего излечения? — перебив Талермана, напомнил я Тиберию о своем существовании. — Оно, надеюсь, в твоих эпохальных планах еще значится или уже снято с повестки дня?
— Да-да, разумеется, о вас я тоже не забыл! Разве можно? — поспешил успокоить меня доктор. Хотя по мне, так это его, разволновавшегося не на шутку, нужно было поить успокоительным. — Вами мы займемся в самую первую очередь! Сразу, как только восстановим здесь порядок и господин Пожарский выведает у Талермана рецепт излечения вашей болезни. Вы же сами только что слышали: Умнику известен способ, как вам помочь. А значит, дело остается за малым: добиться вашего единодушного согласия с моим конструктивным предложением…
— Ну ладно, доктор, угомонитесь! Пофантазировали, и довольно! — вновь встрял в наш разговор заложник. — Отдаю вам должное: вы — настоящий адепт науки, готовый, как и я, свернуть горы на пути к заветной цели! Ваш поступок отважен, и жертва, какую вы вознамерились бросить на алтарь, достойна восхищения. Однако кто вам сказал, что я с этим смирюсь и стану вашим агнцем, обреченным на заклание? И почему вы так уверены, что я не предугадал этот ваш отчаянный выпад? Разумеется, предугадал. Плевая оказалась задачка — представить, как бы я поступил сейчас на вашем месте. Не знаю, заметили вы или нет, но между мной и вами на самом деле много общего…
Непривычно ужесточившийся тон Умника давал понять: он всерьез обеспокоен тем, что мы расторгнем перемирие и осмелимся на авантюру, на которую подбивал нас Зеленый Шприц. И поскольку творца Исгора вдруг обуял страх и он пустился блефовать, убеждая нас, что у него по-прежнему все под контролем, стало быть, докторский план имел реальные шансы на успех…
…И как же я жестоко ошибся, когда подумал, будто Талерман испугался и блефует! Кто бы сомневался, что он и это неплохо умел. Для Умника, способного сохранять невозмутимую мину при незавидной игре, пустить нам пыль в глаза было бы несложно. Однако все, о чем он сейчас толковал, являлось чистейшей правдой. Что, с одной стороны, делало ему честь, но, с другой — эта была не та правда, которая могла бы нас обрадовать.
— …Так много между нами общего! — подчеркнул
Свистунов открыл было рот, дабы сказать что-то в ответ. Но не успел он вымолвить ни звука, как по генератору позади него пробежал световой сполох. Он мгновенно преобразовался на обращенной к нам, боковой поверхности сферы в яркое пятно, а спустя еще миг оттуда вырвался ослепительный белый луч толщиной в руку.
Будь это лазер, он вмиг испепелил бы перед собой всех и вся и, ударив в стену стенда, начал бы прожигать себе путь в земные недра. Импульс же «Кладезя» оказался строго ограниченным, избирательным и чертовски метким. Луч угодил аккурат в спину Тиберию, но дальше не прошел, хотя мог бы нанизать на себя заодно и Умника, и удерживающего его Пожарского. Но последние двое продолжали стоять как ни в чем не бывало. А вот Зеленому Шприцу не повезло по полной программе. Так не повезло, как могло не повезти только сожженному заживо человеку.
Все случилось настолько быстро, что, когда желающий что-то сказать Свистунов разжал губы, он был еще жив, а когда его рот открылся, перед нами находился лишь столб пепла в виде человеческой фигуры. Да и тот в следующий миг рассыпался, превратившись в бесформенную серую кучу. Плоть пораженного лучом доктора невероятным образом миновала стадии горения и обугливания, поэтому мы не ощутили неизбежный при такой гибели горелый смрад. Да что там говорить — мы даже испугаться толком не успели, хотя было совершенно очевидно: постигшая Тиберия смерть могла с тем же успехом обрушиться на каждого из нас. Или, что еще вероятнее, испепелить разом всю нашу шайку, учитывая молниеносность и меткость карающей машины Умника.
Каким образом он отдавал ей приказы, мы понятия не имели. Впрочем, даже не будучи мнемотехником, он все равно мог управлять «Кладезем» силой своей мысли, если на том был установлен приемник телепатических волн. И стоило лишь Давиду Эдуардовичу пожелать, чтобы его оружие выстрелило не одним лучом, а сразу пятью, он освободил бы «Альтитуду» от врагов с легкостью, недоступной всей его охране и Гордиям, вместе взятым. Собственно говоря, зачем вообще Умник заключал с нами перемирие и, навешав нам на уши лапши, заманивал в этот зал-ловушку?
Но удивительное дело: «Кладезь» не стреляет! И Талерман по-прежнему находится в руках Семена, который после такой его выходки наверняка свернет заложнику шею. Я вижу, как взгляд Семена стекленеет, а лицо искажается гримасой ярости — верный признак того, что Умнику несдобровать. Когда сам сталкерский полубог Мерлин вдруг начинает гневаться, милосердия от него не жди. И Талерман это прекрасно осознает. Вон, гляньте, как он испуганно зажмурился и весь сжался. Чует, стервец, свою погибель, от какой его отделяют считаные мгновения. Которых тем не менее с лихвой хватит на то, чтобы приказать «Кладезю» обратить нас в прах.