Последний бастион – 2. Бремя белых
Шрифт:
Сейчас аль-Мумит и его личный джамаат — около двадцати человек (еще несколько навсегда остались в этом городе) сконцентрировались в одном из подвалов на окраине города, готовясь к прорыву. Аль-Мумиту это не нравилось — ведь один точный выстрел гаубицы, одна ракета с вертолета накроет всех до единого — но иного выхода не было.
Аслан, один из наиболее преданных ему боевиков, выслушал сообщение по рации, тронул аль-Мумита за плечо…
— Эмир, по связи передали — американцы идут с севера. Наступают тихо, без брони. Похоже — идет Дельта! (армейский антитеррористический спецназ, аналог Альфы — прим автора)
Этого то аль-Мумит и ждал
— Передай всем по связи условным кодом — прекратить сопротивление, разбиться на мелкие группы, по возможности
— Аллах с нами… — приглушенно, многоголосо донеслось из темноты подвала…
Накинув на себя самодельную маскировочную сеть, аль-Мумит выскользнул из подвала, змеей пополз по пустыне. Единственную опасность для него представляли ночные вертолеты — охотники с тепловизорами и приборами ночного видения — но аль-Мумит наблюдал за ними две ночи и график прохождения над позициями запомнил. Последний проход был пять минут назад, до следующего двадцать пять минут. Вполне должно хватить времени для того, что он задумал…
Несмотря на близость фронта, морпехи вели себя расслабленно. Двое стояли на посту — но разговаривали друг с другом, чтобы не заснуть, а не следили за местностью. Еще несколько дрыхли в машинах. Черные силуэты морпехов едва выделились на фоне окрашенных в песчаный камуфляж машин…
Аль-Мумит полз словно змея, он полз, как учили его неверные, неотвратимо приближаясь к своим целям. Без тепловизора его нельзя было увидеть и с двух шагов. Перед своей позицией американцы набросали мин — четыре аль-Мумит уже обезвредил. В зубах был намертво зажат кинжал…
И тут, когда до цели оставалось меньше двадцати метров — из-за бархана, светя мощным прожектором, вынырнул идущий на предельно малой высоте вертолет-охотник. Луч прожектора высветил аль-Мумита, от машин послышались крики — американские морпехи бежали к нему, держа под прицелом винтовок…
Он дернулся, проснулся, ошалело посмотрел по сторонам. Расцвеченный яркими звездами черный бархат африканского неба, тишина, разорванная ревом льва где-то вдали…
Аль-Мумит выдохнул. Проклятый сон, никак не отвяжется…
От автора. Пользуясь случаем, хочу немного рассказать об исламе и о христианстве. Нет такого понятия — умеренный мусульманин, есть понятие — мусульманин, нестрого соблюдающий Коран. Большая часть таких вот "терпимых", "нестрогих" мусульман находится в России, где сложилась уникальная ветвь мусульманства, вобравшая в себя и некоторые черты православия. Эти мусульмане помнят, что раненого пророка Мухаммеда укрыли и вылечили монахи православного монастыря и поэтому никогда не поднимут руку на своего православного брата.
Остальные мусульмане, если они строго, до буквы, соблюдают Коран — убийцы и террористы, либо реальные, либо потенциальные. Ислам — это религия войны, религия захвата. Сам пророк Мухаммед был военначальником и в Коране сказано: конечная цель — когда весь мир будет жить по законам ислама. Всемирный халифат. Ради этого можно и нужно убивать.
В Новом завете нет призывов убивать за веру. Христиане не обращают в свою веру убивая — это потом, когда создалась Римская католическая церковь, она извратила учение Христа, начала оправдывать разбойные набеги, названные "крестовыми походами" и за деньги продавать спасение души — индульгенции. Убил, ограбил — купи индульгенцию и спасешься. Господь наш и в страшном сне не мог предвидеть, что будут творить именем его.
А вот у мусульман убийство неверных — дело благочестивое и вполне оправданное. Сам пророк Мухаммед, как сказано в хадисах, обращаясь к одному из своих родственников с минарета, кричал: "Не пора ли тебе признать, что нет Бога кроме Аллаха и я, Магомет — пророк его, пока твоя голова все еще на плечах". Представьте себе, что Господь наш Иисус говорит кому-либо: "Признай, что я сын божий и уверуй, а не то придут к тебе ночью апостолы и отрежут тебе голову…". Не можете представить? Я — тоже не могу…
Ислам — религия войны, религия джихада. И строго соблюдая Коран, любой человек волей-неволей вступает на путь войны. Идите и убивайте во имя Аллаха — так завещал Мухаммед…
А ведь когда-то аль-Мумит не был беспощадным воином ислама, одно имя которого заставляло трепетать от страха неверных. Более того. И он сам и все его предки верно служили неверным…
При рождении аль-Мумит получил имя Кямал Цагоев. Кямал Владимирович Цагоев. Названный так в честь прапрадеда, генерала от кавалерии Русской императорской армии, он происходил из древнего рода осетинских князей Цагоевых, которые уже две сотни лет служили России. Его прадед, Магомет Цагоев служил русскому императору Николаю Второму в гвардейской кавалерии, под командованием Хана Нахичеванского. Его дед, Аслан Цагоев, Герой Советского союза, закончил Великую отечественную в Вене в сорок пятом, командиром полковой разведки. Его отец, Владимир Цагоев, подполковник Советской армии, погиб в неравном бою с афганскими моджахедами в восемьдесят четвертом, тоже получив посмертно звание Героя. Когда духи заперли их огнем в ущелье, и господствующую высоту тоже занять не удалось, подполковник Цагоев, уже тяжело раненый, остался прикрывать отход своего подразделения. Он сражался до конца — на его теле потом насчитают восемнадцать огнестрельных ранений. И если над телами павших советских солдат моджахеды обычно совершали зверские надругательства, то тело подполковника Цагоева они вернули — просто так, не за выкуп и не в обмен на тела погибших моджахедов.
Вопроса, куда идти у оставшегося сиротой (хотя жил он у родственников и в детском доме он не был ни дня) Кямала Цагоева даже не возникало. Закончив, как и его отец, Казанское суворовское училище, он единственный на курсе получил направление в Рязань. Рязанское училище ВДВ, факультет разведки. И окончил его, тоже в числе лучших. После чего стал служить в разведке ВДВ, в дивизии, которая базировалась под Иваново.
В историю он влип в девяносто третьем. Советский союз распался, а в новой России оплевывать армию стало хорошим тоном. Разгулялись кавказцы. Будучи в Москве, старший лейтенант Кямал Цагоев вступился за девушку, которую хотели затащить в машину несколько чеченцев. Как и все князья Цагоевы, Кямал тогда был вспыльчивым, не терпел несправедливости, ему дико было видеть, как горцы пытаются изнасиловать девушку, пусть даже русскую. И он вступился, как вступились бы его прадед, дед и отец, как вступился бы любой честный русский офицер. А драться он не умел совсем — на факультете разведки в Рязани драться не учили. Учили убивать — голыми руками, один против троих, четверых, пятерых. Чеченцы схватились за ножи. Итог — два трупа и суровый приговор — пятнадцать лет тюрьмы. Бездушный рыбоглазый судья в строгой черной мантии, подмахнувший неправедный приговор за толстую пачку стодолларовых банкнот от чеченской общины даже в самом страшном сне представить себе не мог, каким морем крови это обернется. Обжаловать приговор суда Кямал Цагоев не стал — князья Цагоевы не имели привычки жаловаться…
В тюрьме к нему пришли. И поставили перед выбором. Убил он двоих чеченцев. И чеченцы сделали ему предложение — либо его зарежут в камере как барана, либо его выпустят, и он начинает служить в армии. Только не в той армии, в которой он служил раньше — а в армии республики Ичкерия. Преданный государством, которому честно служили все его предки, за которое геройски погиб его отец, Кямал предложение принял, и уже через несколько дней был в Грозном.
Когда началась война — первая Чеченская — генерал Джохар Дудаев лично поручил Кямалу Цагоеву, уже полковнику шариатской безопасности Ичкерии, возглавить особую ударную группу, состоявшую из офицеров — афганцев. Ее придавали то одному подразделению армии республики Ичкерия, то другому — по необходимости. В целом, они выполняли функции играющих тренеров.