Последний блюз ночных
Шрифт:
— Но есть и хорошие священники.
— Бедные, заблудшие души, — горестно кивает старушка. — В основном, это рядовой состав, те, что повыше, знают всё. Ты Библию читал? — она насмешливо смотрит.
— Нет, но я крещённый.
— Вот интересно, в христианского бога веруют, а главное учение и не читают. А если читают, в смысл не входят. Ты почитай, только, вдумчиво, гони из себя раба, пора становиться свободными. А знаешь, как Христа звали? — Дарьюшка наклоняется ко мне, лицо лукавое.
— Да, вроде известно, все знают, — чувствуя подвох, осторожно говорю
— Радомиром.
— Как же это так?
— А вот так, эта тайна под «семью замками», нельзя об этом знать, всё учение рухнуть может.
Мы ещё долго общаемся. Как-то незаметно рассказал о своей жизни, она, естественно, о своих внуках, детях и о соседке Груне — всё как положено. Но я слушаю внимательно, принимаю живейшее участие, что-то нас роднит, наверное, потому, что мы — Ассенизаторы.
Гл.3
До обеда стеклю окно, кормлю кота, затем ношу его на руках, это он очень любит. Наконец, вздыхая, одеваюсь, пора устраиваться на работу.
В Инкерман еду с Графской пристани, катером. Можно на микроавтобусе, это быстрее, но захотел, морем.
Вышел на корму, немногочисленный народ, курит, есть любители, подышать свежим воздухом, попутно, забивая легкие отравой.
Стал в стороне, прямо на ветру, освежает. Небольшая качка, катер взлетает на волну, падает в пену и солёные брызги долетают до моих губ. Жадно вдыхаю целебный коктейль, смотрю по сторонам, а мимо проплывают, стоящие у причальных стенок, военные корабли, крутятся радары, источают холод толстые стволы корабельных установок.
Минут через сорок, катер ткнулся в причал. Ловко заброшены концы на чёрные кнехты, выхожу, с толпой. С правой стороны возвышаются тяжелые скалы, слева, бухта, плавно переходящая в Чёрную речку.
Идти недалеко, Пещерный монастырь в километре от причала, сразу после моста через речку. Люблю это место, ещё в детстве с другом бывал в мрачных заброшенных каменоломнях. Бродили в темноте по пустым выработкам, искали приключения, а ведь, находили, иной раз. Шахты изредка пересекают древние ходы, прорубленные с незапамятных времён. Большей частью, засыпаны, но мы, находили лазейки. Маленькие, шустрые, пролазили в такие щели, что, вспоминая о них сейчас, понимаю, насколько подвергали себя опасности, заживо быть замурованными.
В одном из таких ходов, набрели на полукруглую комнату. В её центре лежал огромный, овальный камень, его поверхность идеально ровная. Мы сразу его окрестили, яйцом дракона. Самое интересное, в комнате имелась дверь, но, сколько не пытались открыть, усилия оказались тщетными. В следующие разы, щель оказалась замурованной, пытались ковырять, но… тщетно. Давно это было, а воспоминания свежи, словно — вчера.
Пещерный монастырь, действует недавно. Он очень долго был заброшенным, в кельях жгли костры, выковыривали чудом уцелевшую мозаику, на стенах писали матерные слова. Сейчас в них живут монахи, отстроились, обзавелись хозяйством. Над монастырём возвышенность, на ней стоят древние, полуразвалившиеся башни — мне туда.
Сквозь туннель выхожу в уютный
Подхожу к развалинам, всюду разбросанные каменные глыбы, жёсткая трава торчит из щелей, ящерицы пытаются согреться на плоских плитах. Где же знак, а вдруг, это милая шутка? Вибрирует звонок, я уже знаю, кто звонит, подношу к уху.
— Что стоишь, как баран? Ниже спустись! — слышится хрипловатый голос. Однако не слишком вежлив, замечаю я. Прыгаю между каменными блоками, действительно, в углублении мерцает тусклое пятно. Подхожу, а сердце предательски стучит столь сильно, что, кажется, сейчас произойдёт обвал. Выдыхаю, суюсь — как в омут.
Пространство окутывает словно кисель, воздух вязкий, будто не дышишь, а пьёшь. Выныриваю во вполне цивилизованном месте. На стенах обои, в стиле мокрой штукатурки, а на потолке — казенные плафоны, как белые таблетки, множество дверей, за ними шум, разговоры, звонки, пахнет кофе.
— Привет, красавчик! — соседняя дверь неслышно открылась, на меня насмешливо смотрит рыжеволосая красавица. Волосы ниспадают на плечи, как хвост ухоженной кобылы, лицо узкое, подбородок острый, носик вздёрнут, но глаза — это что-то, как бездонные озёра. — Я Катя. А ты, новенький?
— На работу пришёл устраиваться, — смутился я под её пристальным, бесстыжим взглядом.
— В качестве кого? — бесцеремонно смотрит на меня оценивающим взглядом.
— Катюша! Проведи его ко мне, — голос раздаётся, словно из воздуха.
— Тебя прямо к шефу. Однако? — удивляется она. — Пойдём, красавчик.
— Меня, Кириллом Сергеевичем, зовут, — недовольно говорю я.
— Кирилл! Как чудесно, — она одаривает меня обжигающей улыбкой. Вот язва, думаю я. Она словно читает мысли:- Нет, просто стерва! — подмигивает мне, в раскосых глазах бегают чертенята.
Толкает дверь:- Заходи, шеф тебя ждёт.
Вхожу в кабинет. За необъятным столом сидит небольшой, коренастый мужчина, без определённого возраста, можно дать и сорок и далеко за шестьдесят. На голове залысины, череп круглый, щёки чисто выбриты. Он откладывает бумаги, поднимает взгляд, глаза — нечто потустороннее, выцветшие, радужка почти белая, зрачки едва заметны, но буравят, как дула дальнобойных орудий.
— Сколько можно ждать!
— Так, я, это…
— Не тушуйся, мы не звери, присаживайся, газировку наливай, — неожиданно смягчается шеф. — Для мира я, Леонид Фёдорович Белов, как сотрудники меня кличут, услышишь. Раз ты здесь, значит созрел. Как ты догадываешься, работа у нас грязная, но полезная. Исходя из того, что тебя нашёл драконий камень…
— Это я его нашёл, — пискнул я.
— Не перебивай, такие артефакты не находят, — непривычно мягко говорит он, — у тебя и у многих из нас сидит ген древней расы, настолько древней, что даже драконы считаются с нами.