Последний бог
Шрифт:
– Боишься, что снова начнётся?
– Начнётся, - ответил Вадим, поглядывая на Алексея, - тогда из моих знакомых некоторых лишили очень зря. Это были хорошие люди. Они были противниками выражения протеста и просто попали под общую гребёнку.
– Что делать. Чем беспощадней чистка, тем чище по итогу.
– Я бы поспорил, - улыбнулся Вадим.
И вдруг относительно ровный гул станков мастер-участка нарушила громкая смесь металлического скрежета, стука и человеческого крика. Глазами Вадим увидел только, как Алексея перебросило через станок. Ожегов уже двигался туда, но тут дело решали доли секунды. Он быстро ударил рукой по кнопке аварийной остановки, и, чувствуя, что этого недостаточно, схватился рукой за останавливающуюся деталь, которую перекосило и зажало в кулачках. Стуки и басовый скрежет тут же были забиты скрежетом гораздо более высоким.
Ожегов остановил станок и поглядел на Алексея, глаза которого бегали между собственной рукой, почти оторванной станком, нательным символом Ожегова, вылетевшим из-под футболки во время рывка и его рукой, с которой деталь содрала куски имитационной плоти и обнажила металлический протез.
Через полминуты уже прибежала медсестра, которая при помощи того же Вадима и также ошарашенно глядя на его руку, вызволила юношу из станка и принялась останавливать кровь, обильно лившуюся из нескольких мест на руке. Алексей, отошедший от первого шока, продолжал кричать от боли, но всё равно то и дело бросал взгляд на то чудо, которым сейчас для него предстал Ожегов, которого он до этого видел простым и односложным человеком.
Сам Вадим отошёл от места происшествия и опустился на скамейку. Ноги его подкашивались, а здоровая левая рука, принадлежавшая ему с рождения, дрожала. В этом плане протез выглядел более выгодно. Несмотря на повреждение, он был невозмутим и готов к действию. А на нервный шум, который сейчас долетал до него по каналу управления, он не реагировал.
В пять минут на токарном мастер-участке было уже всё представительство цеха и не только. Мастер, начальник, заводские врачи, которые быстро погрузили пострадавшего Алексея на носилки и увезли. Закончив помогать им, цеховая медсестра подошла к Вадиму.
– А вы в порядке?
– Да, - ответил он, - меня, что ли, чуть не накрутило?
– Может быть, вам тоже нужно наложить повязку?
Она осторожно глазами указала на разодранную имитацию плоти. Да, действительно выглядело некрасиво. К тому же, если позволить кускам болтаться, они могут порвать её ещё сильнее, да и не отрывать же их, в самом деле.
– Пожалуй, - сказал Ожегов, осмотрев свою правую руку.
Девушка сначала повернула его кисть ладонью вверх, потом осторожно уложила куски синтетики, примерно так, как они были, а потом полезла за бинтом.
– А наш святой отец не так-то прост, - сказал Дмитрий, глядя на металлические части, видные через прорехи в синтетике телесного цвета.
– Святой отец?
– девушка смущённо подняла глаза на Вадима.
– Это звучит саркастично в наше время, - сказал он, - просто священник.
Она осторожно наложила ему повязку, благодаря которой можно было решить, что обе руки у Ожегова свои. Без видимых металлических частей сложно было даже предположить, что одна вместе с лопаткой и ключицей заменена протезом. Для крепления к телу применили дорогостоящие искусственные связки, а для функционирования самой конечности ограничились обычными моторчиками, работающими от нервных импульсов. Они были достаточно долговечны, но при такой компоновке их было ещё и легко заменять и обслуживать при необходимости. К примеру, если один вдруг начинал сбоить.
– И где это вас так?
– осторожно спросила медсестра, когда завязывала бинт.
– Много мест существует, - уклончиво ответил Ожегов.
Если бы он упомянул Газзианскую войну и одноимённое восстание, вопросов было бы, конечно, больше. Ведь раз он жив и находится в общих мирах, то он явно был не на стороне восставших. Но одновременно с этим, можно было бы сказать, что всё прошло не слишком гладко. Рука его была восстановлена очень качественно, а даже с куда худшими протезами никого не списывали с фронта. Наоборот, подобные модификации, хоть и были вынужденными, приносили человеку дополнительные боевые возможности, начиная от более лёгкого обращения с оружием и снаряжением и заканчивая большей силой удара, если потребуется.
Ну а если без названия конфликта, то и с войной и должностью священника можно было предположить множество мест, так что в любом случае всё окажется не так-то просто. Хорошо ещё, здешние люди не настолько бесцеремонны, чтобы напрямую выяснять, что и как было в жизни Ожегова.
Но это прошлое, а что до инцидента, произошедшего в настоящем, то не обошлось и без выяснения обстоятельств. Хорошо ещё, не потребовалось писать объяснительные. Однако всех по очереди вызывали в кабинет начальника для разговора. Каждый вернувшийся на мастер-участок вызывал следующего конкретного человека. Вадима не звали, что казалось ему очень странным. Пожалуй, по доле участия он на втором месте после самого Алексея, но его слова как будто бы никого совершенно не интересовали.
Немного отойдя и убедившись, что он способен продолжить работу, Вадим вернулся к станку. Он лишний раз проверял крепление и вообще всё, что было связано с работой. Неизбежно он сам стал бояться машины, которая до этого казалась ему совершенно безопасной. Да, это на самом деле так, особенно, если соблюдать технику безопасности, по которой вечно проводятся инструктажи и за которую вечно ругают. Что-то Алексей сделал не так, а он, Вадим, которому поручили следить за ним, недоглядел. Хотя, рукава у него вроде не болтались, очки были на нём. Видимо, второпях сунул руку туда, куда не следовало. А может, уже делал это не раз, и всегда обходилось, а сейчас не повезло. И в любом случае Вадим ощущал свой недосмотр. И эта девушка. Красивая. Она так на него посмотрела, когда узнала, что он священник. Может быть, стоило быть с ней помягче?
– Ожегов!
– окликнул его один из рабочих, только что пришедший из кабинета начальника.
– Да, - ответил Вадим.
– Иди.
– Ага.
Он закончил проточку и остановил станок, после чего снял очки и направился на выход. Слухи уже распространились. Отсутствующая рука всё же была своего рода маркером в современном обществе. Это здесь на Земле всё было спокойно, а в остальном мире, куда устремились земляне-покорители, в каждый момент времени, где-нибудь, в той или иной степени шла война. Если не война с инопланетными захватчиками, то с космической стихией. Технологии воссоздания точных копий человеческих частей были пока ещё плохо освоены и крайне дороги. В основном их применение было целесообразно только для внутренних органов. Ну а уж что касалось безвозвратной потери конечности, то это могло произойти в ограниченном диапазоне условий. Того же Алексея, наверняка, где-то через месяц можно будет поздравить с полным выздоровлением.
– Можно?
– осторожно поинтересовался Ожегов, приоткрывая дверь кабинета.
– Можно, - ответил начальник Марьин, невысокий угрюмый мужчина с тучным лицом и начинающей зарождаться лысиной, - проходи, присаживайся. Ну, расскажи нам, что случилось.
– Да что рассказывать, - ответил Ожегов, садясь на стул напротив своего мастера, - я увидел, как он перелетел через станок, а потом успел подскочить и всё выключить.
– И остановить шпиндель, нарушив технику безопасности.
– Я-то это могу, - спокойно сказал Вадим.