Последний бриллиант миледи
Шрифт:
А еще она поняла, что болезнь не отступает и не отступит, пока не соединит эти две половинки в одно целое.
За окном уже светало. Влада накрыла голову пледом – она всегда любила спать так – и наконец заснула.
– Кажется, Макс влип в какую-то авантюру! – говорила Владе за два года до событий, о которых идет речь, Жанна. Они сидели на кухне, пили чай и по очереди подходили к плите, чтобы во второй или в десятый раз разогреть ужин для Максима – котлеты с жареной картошкой.
– Ложись спать, – сказала Жанна. – Я дождусь сама. Макс, наверное, не будет ужинать… – И она решительно выключила
Ее немного раздражало, что на кухне их двое. Если бы Влады не было, у нее было бы совсем другое настроение, не такое миролюбивое.
– Эти котлеты уже превратились в угли! – улыбнулась Влада. – Неужели нельзя откуда-нибудь позвонить и предупредить, чтобы мы не волновались!
– А чего тебе волноваться? – хмыкнула Жанна. – Я вообще считаю, что ты должна подумать о своей личной жизни, а не нянчиться с нами.
Влада обиженно засопела, картинно вздохнула:
– Хорошо, встречай своего Дон Кихота сама… – и покорно отправилась в свою комнату.
Жанна только того и ждала – убрала со стола тарелки, выставила сковороду на балкон и пошла в ванную. Она не считала нужным торчать на кухне и выглядывать в окно мужа, но такой порядок ввела заботливая Влада. И Жанна не могла уйти спать, зная, что сестра будет сидеть на кухне хоть до утра. Знала она и то, что Макса возмущают такие полуночные дежурства, особенно, если их устраивает ее сестра. Но сказать об этом Владе она не решалась, знала, что та обидится. А еще хуже – может съехать с квартиры, чтобы «не мешать молодым», а съезжать Владе было некуда.
Жанна вышла из ванной и сразу услышала скрежет ключа во входной двери. Наконец! Жанна заметила, что за дверью Владиной комнаты скрипнул диван, наверное, сестра оторвала голову от подушки, прислушиваясь к звукам в прихожей.
– Привет! – Макс поцеловал Жанну в нос и тут же повел ее за руку на кухню, тихонько прикрывая за собой дверь. Он бросил плащ на стул и достал из своей сумки бутылку вина.
– Сейчас что-то расскажу, – шепотом сказал он и прижал палец к губам, взглядом указывая в направлении спальни Влады.
Жанна села напротив и смотрела, как он разливает вино в смешные пузатые кружки.
– Это очень хорошее вино, – сказал Макс.
Они тихонько чокнулись и одновременно, не сговариваясь, прижали пальцы к губам. Это их рассмешило, они залились беззвучным смехом и снова сделали один и тот же жест – строго показали друг другу сжатый кулак. Это вызвало новую волну смеха, они просто задыхались, стараясь не выпустить этот смех наружу.
– Мы идиоты! – сказала Жанна, вытирая слезы.
– Ш-ш-ш… А то придет фрекен Бок!
– Ты несправедлив, – серьезно сказала Жанна. – Влада столько нам помогает… Просто у нее никого нет. Вот выйдет замуж – еще вспомнишь ее котлеты…
Здесь она вспомнила, во что превратились котлеты, которые они, опережая друг друга, подогревали весь вечер, и ей снова стало смешно.
– Господи, а я так хотел серьезно с тобой поговорить! – с деланым разочарованием сказал Макс.
– Я тебя внимательно слушаю, – в тон ему ответила Жанна, подпирая рукой подбородок.
– Сейчас расскажу.
Но вместо этого он снова беззвучно рассмеялся, глядя на то, как Жанна сидит напротив него в зеленом халатике, по-лягушачьи поджав под себя ножки, и делает вид, что и в самом деле слушает очень внимательно.
– Ну?
– Хорошо, шутки в сторону, – наконец успокоился Макс. – Ты
– В Токио, – не задумываясь ответила она. – А из Токио можно и в Париж!
– Не смейся, я не шучу. Сегодня я встречался с одним переводчиком из Пен-клуба (не буду нагружать тебя подробностями), словом, мне предлагают представить новые рукописи для издания за рубежом. Обещают издать книги быстро. И это еще не все. Мне выплатят приличный аванс! А потом – очень хороший гонорар. Я согласился. Может, со временем сможем даже купить квартиру для нашей фрекен Бок. И вообще, хватит сидеть на картошке. Завтра же я отнесу все, что есть, в агентство. Как ты на это смотришь?
– Может, нужно сначала напечатать романы здесь?
– А что мне помешает сделать это позже? Я это оговорю.
– Как знаешь, – сказала Жанна. – Лишь бы тебя не обманули, сейчас все возможно…
Они еще долго сидели на кухне, пили вино, снова разогревали котлеты и смеялись. Потом вместе пошли в ванную. А когда, мокрые и счастливые, тихонько крались в темноте мимо комнаты Влады, Жанна снова услышала знакомый звук – Влада не спала. И ее охватило острое чувство жалости и раскаяния, будто она украла у сестры половину ее жизни.
«Ну что же у нее никак не складывается?..» – подумала Жанна. Но в тот же миг забыла обо всем – Макс снова целовал ее влажное лицо.
Та весна была очень красивой. Она наполняла все вокруг запахом сирени и каштанов. Он проникал в самые дальние уголки уставшего от суровой зимы города, тоненькими змейками заползал в ноздри очерствевших от забот горожан, и самые впечатлительные из них со священным трепетом вдыхали эти возбуждающие ароматы, будто наркоманы последнюю порцию героина. Особенно хмельными они были здесь, на окраине, где маленькие «хрущевки» и «гостинки» чередовались с панельными неуклюжими небоскребами.
Несмотря на то что сестры жили далеко от центра, они обожали свой район, который весной утопал в зелени, а зимой по самые уши накрывался шапкой снега – его здесь почти никогда не убирали вплоть до первой оттепели.
Здешние жители тоже были особенные. Именно в этом районе происходило «великое переселение народов»: сюда переселялись жители сел, устраивая на своих балконах настоящие курятники (чтобы быть всегда с мясом и яйцами), некоторые даже умудрялись держать не только кур, а еще и коз или поросят. Сюда стекались беженцы не только из ближнего зарубежья, но и встречались африканские и даже афганские общины. И в коридорах жилищно-коммунальных комбинатов, в этих отдельных государствах в государстве, где хозяйничали тучные женщины с громкими голосами и сожженными «химией» прическами, стояли фантасмагорические очереди из темнокожих граждан, которые на ломаном украинском требовали выдать им талоны на сахар. Весной, особенно в выходные, район превращался в цех по выбиванию ковров: в каждом дворе, под каждым окном и на каждой спортивной площадке женщины, мужчины и дети длинными палками колотили по развешанным коврам. И это напоминало священный весенний ритуал, смысл которого казался непостижимым для изумленных мусульман, которые давно уже имели современные пылесосы. Ковры выбивали с утра до вечера. А потом усталые и довольные соседи выносили на деревянные столики бутылки с водкой, бутерброды и кувшины с домашним квасом и до ночи пели песни, что тоже было непостижимым для смуглых детей юга.