Последний бросок на запад
Шрифт:
Глава 1
— Так сколько же человек вы убили?
Вопрос как бы завис в воздухе, и казалось, останется без ответа.
Однако ответ все-таки последовал. И голос звучал на редкость безразлично, даже буднично:
— А я и не считал. Раньше зарубки на прикладе делал, а потом надоело. Знаете — после второго десятка сбился со счета.
Подобные вопросы могли бы смутить кого угодно, но только не этого русского
Тот, кто задал этот страшный вопрос, также не смутился, во всяком случае, виду не подал. Это был известный журналист российского телевидения, приехавший в Югославию снимать сюжеты о русских рейнджерах.
Место событий — сербские позиции в районе города Тузла, разбомбленные после налета авиации НАТО. Дымились развалины домов, в воздухе отвратительно пахло гарью, от развалин склада поднимался черный удушливый дым.
— Хм… Убивать? А что в этом страшного? Жизнь — она всегда строилась на насилии, и война — высшее проявление этой… высшее проявление жизни. Вон западные миротворцы, — наемник кивнул в сторону дымящихся руин, — тоже понимают, что без насилия не может быть мира. Все правильно…
Тележурналист, сжав микрофон, сунул его под самый нос наемника:
— Но убить впервые — это страшно?
Тот ухмыльнулся:
— Почему? Законы войны просты и незамысловаты, как автомат Калашникова: или ты убиваешь, или тебя… — немного помолчав, добавил: — то же самое и в жизни. Где-то я читал, — он наморщил лоб, — один очень неглупый человек сказал: «Жизнь — это война всех против всех». Хорошо сказано. А на войне, как и в жизни, главное — успеть убить первым. Вот тебя, — он перешел с журналистом на «ты», — тебя я мог бы убить секунды за три. А то и меньше. — Заметив в глазах репортера вопрос, он поспешил объяснить: — Могу скрутить голову — и ты свалишься, даже не пикнув, могу засадить тебе нож в солнечное сплетение или в сердце, могу…
Рейнджер еще долго объяснял; как он понимает свое ремесло. Скорее, он делал это больше для репортера, чем для будущих телезрителей, и делал это без бравады.
Ремесло как ремесло: одни убивают, другие снимают об этом сюжеты.
Журналист, приехавший в Югославию снимать репортаж о наемниках, нанятых сербской стороной, был не совсем подготовлен к общению с людьми, профессия которых — за деньги отстаивать чужие интересы с оружием в руках. Среди них встречались люди совсем другого качества, интересы которых составляли не столько деньги, сколько идеологические соображения, наиболее частое среди которых — «помочь православным славянским братьям»; об этой, правда, малочисленной категории журналист был наслышан больше.
Война в бывшей СФРЮ шла вот уже несколько лет, то затихая, то вновь разгораясь. И конца ей не было видно. На Балканы едва ли не со всей Европы стекались «искатели приключений», весь интерес которых состоял в зеленых купюрах с портретами американских президентов, которыми платили за риск.
Наемники. Одна из древнейших профессий.
Спартанцы на службе у персидских царей, славянские отряды при дворе византийских императоров, кондотьеры в средневековой Италии, ландскнехты — в Германии. Они были, есть и, наверное, будут.
Кто бы мог подумать, что в XX веке при расцвете наций, когда человек достигнет Луны и нацелится на Марс, вдруг разгорятся затяжные и кровавые религиозные войны. Вспоминались древние обиды, плодились новые — и снова, и снова гремели пушки, по дорогам двигались беженцы. А те из власть имущих, у кого водились деньги, загребали жар чужими руками — руками хладнокровных убийц-профессионалов, наемников.
Постигла эта судьба и благополучную цветущую Югославию. Сербы, хорваты, мусульмане-боснийцы превратились в смертельных врагов. А самая бедная из бывших ее республик — Босния стала ареной жестоких столкновений этих трех народов-противников, говоривших на одном языке.
И в этой стране профессия наемника расцвела пышным цветом.
Журналист задал новый вопрос:
— Вас много?
— Наемников? Достаточно. Во всяком случае, есть целые взводы, составленные преимущественно из них…
— Кто же эти люди, взявшие на себя труд решать этот конфликт? — Видимо, репортер решил выжать из своего собеседника как можно больше информации.
— Большинство составляют восемнадцати-, двадцатилетние парни — выходцы из Восточной Европы, бывших социалистических стран, по той или иной причине оказавшиеся, так сказать, не-у дел и желающие подзаработать деньжат, — с готовностью пояснил наемник, глянув в объектив камеры. — Некоторые — прирожденные воины, талант которых только здесь и может проявиться. Есть и идейные, приехавшие драться за «правое сербское дело», но таких мало. И тут, в Югославии, они, как правило, не приживаются… Война — дело серьезное, и выживают на ней в первую очередь люди сильные.
Репортер долго еще интервьюировал собеседника, пока вновь не завыла сирена, предупреждающая о налете натовских бомбардировщиков…
Этот пригород Тузлы казался совершенно вымершим. Трудно было поверить, что в этих дымящихся развалинах может кто-то жить. Однако буквально в нескольких километрах отсюда в любую сторону жизнь шла своим чередом. Но для этого парня в камуфляже жизнью была война.
Тот русский парень, наемник, с такой готовностью рассказывавший о своем понимании жизни и войны, так и не сказал главного — того, что война — это опрокинутый мир и что на войне существует свой свод законов, которые в обыденной жизни неприемлемы.
Где еще можно безнаказанно убивать, грабить, совершать диверсии да еще получать за это награды и заработать репутацию героя?
Может быть, именно это и влечет сюда жестких, необузданных людей, которые не находят себя в мирной жизни. Толкотня в общественном транспорте, походы с авоськой по магазинам, разговоры о политике и футболе — разве это достойно настоящего мужчины?
Бой, засады, трофеи, кровь — вот это жизнь! Побеждает сильнейший — прописная истина.
И не ради идеи идет на войну такой человек — погибать за какие-то абстрактные понятия для него просто глупо.
А вот деньги — далеко не. абстракция; их можно пощупать и поменять на все, что хочешь. Лишь бы их количество было соизмеримо с желаниями.
Ради денег стекаются к многочисленным «горячим точкам» планеты профессионалы, говорящие на разных языках, но движимые одной страстью.
Дмитрий Валерьевич Емельянов был коренным москвичом, мало чем отличавшимся от большинства сверстников, и скажи ему несколько лет назад, что он окажется в Балканских горах с автоматом Калашникова в руках, — он бы наверняка принял это за шутку…