Последний час надежды
Шрифт:
Она посмотрела на платок. Во взгляде её я прочёл то же чувство, что охватило и «здешнюю» Софию — чувство нереальности. Медленно протянула руку, взяла платок. Поднесла к лицу. Закрыла глаза.
— Это мой? — ответ ей явно не был нужен, но я кивнул.
— Откуда он у вас?
— Это очень долгая история, мадемуазель де Сен-Блан.
— Доминик.
— Благодарю. Это очень долгая история, Доминик.
— Начинайте, Брюс. Я никуда не тороплюсь.
— У вас сегодня выступление в Университете, — поправил я.
— А, это всё мама, — махнула рукой Доминик. — Перебьётся. Сделала из меня игрушку для торжественных случаев. Давайте, Брюс, рассказывайте.
Я долго не знал, с чего начать.
— Ваш отец хотел, чтобы была Ирэн, — я смотрел под ноги. — Маме хотелось Анну. Бабушка настаивала на Доминик. Получились вы.
— Брюс, это все знают, — она поджала губы. — Вы же не хотите, чтобы я приняла вас за ухажёра?
— Вы обожаете раскрашивать статуэтки. Больше всего вы любите статуэтки кошек, драконов и птиц.
— Брюс, я сейчас разозлюсь!
— Буря, гроза и жасмин, — проговорил я тихо. — Тогда вам было шесть лет. У вас в комнате стоял букетик жасмина. Была лунная ночь. Гроза началась неожиданно, вы сильно испугались. Вам казалось, что ещё одна молния — и дом рухнет. Вы побежали искать маму, но в доме никого не было. Все двери были заперты, свет нигде не горел. Минут через пять гроза кончилась, небо прояснилось…
Я осёкся, заметив, что она прижала ладони к лицу.
— Продолжайте, — попросила она сразу же.
— Небо прояснилось, и вы увидели, что букетик отбрасывает сразу три тени. Что все дома и не помнят никакой грозы. Вы очень обиделись, когда мама вам не поверила. Всякий раз, когда начиналась гроза, вы ставили у окна букетик жасмина, но так ничего и не дождались. Вы до сих пор ставите букет у окна.
Она отняла ладони. Они были мокрыми.
— Кто вам сказал? — поинтересовалась она. — Чёрт. Извините, Брюс. У меня что-то с головой. Я никому об этом не говорила. Так всё и было, как вы рассказали. Откуда вы знаете?
— Вы не поверите, Доминик.
— Ники. Друзья зовут меня Ники.
— Спасибо, Ники.
— Поехали, — она вскочила на ноги. — Я вас теперь не отпущу, Брюс. Знаете, у меня странное чувство — будто я знаю вас много-много лет! Правда?
— Правда, Ники.
— Покажите мне. Сегодня же. Сейчас же.
— Что показать, Ники?
— Что хотите. Что-нибудь, чтобы я поверила. Иначе я сойду с ума.
Мы сидели в ресторане. В отдельном кабинете. Я видел, что Ники голодна, но есть она не спешила. Держала в руке фужер, не отпивая из него, смотрела на меня и молчала. Я рассказал, немного — о жизни в Ле-Тесс. Об университете Сант-Альбан. В какой-то момент я понял, что говорю по-галльски и перешёл на французский. Доминик вздрогнула, пролила шампанское на скатерть.
— Продолжайте, — попросила она. — Такой интересный язык. Я не умею говорить на нём, но всё понимаю, — она рассмеялась. — Покажите! Давайте, Брюс!
— Что показать, Ники? — спросил я, наверное, в десятый раз за этот вечер.
— Что-нибудь такое, чтобы я поверила. Окончательно.
Я поднял фужер… не знаю, зачем я сделал именно так. Кровь, сказала как-то раз Ники. Кровь запоминается сильнее всего. Я чуть сильнее сжал фужер, чем стоило…
— Господи! — Ники вскочила на ноги. Осколки моего фужера упали на скатерть, из глубокого пореза на пальце потекла кровь. Она вынула из кармана первое, что попалось. Тот самый платок. Аккуратно смахнула осколки стекла, обмотала платок. — Сидите, я сейчас! — выскочила из кабинета. Почти сразу вернулась с официантом.
Минут через пять последствия были ликвидированы, мой палец — аккуратно перебинтован. Я осторожно убрал руки со стола. Так, чтобы она их не видела.
— Брюс, зачем было… — начала она. Я сосредоточился. Ники вздрогнула. Как и София, прижала ладони к вискам. Поморгала, глядя на меня. Я молча достал обе руки, положил на стол. Никаких повязок. Никаких ран.
— Но… — глаза её расширились. — Слушайте, так не бывает! У вас была такая рана…
Она вновь вскочила на ноги, подбежала, присела передо мной. Взяла за «исцелённую» руку. Долго смотрела на неё.
— Брюс, но ведь рана была, — она подняла взгляд. — Я ведь помню.
— Была, Ники.
— А теперь её нет?
— Нет, Ники. И не было, — я указал на стол. Всё стоит так же, как и в момент, когда я сломал фужер.
— А мой пла… — она уже всё поняла, запустила руку в карман. Платок был там.
Ники долго смотрела мне в глаза. Выдержать её взгляд было непросто.
— Кто вы, Брюс? — спросила она тихо. — Нет, не отвечайте. Мне кажется, я вспоминаю. Смешно, правда? Вспоминаю то, чего не было. Скажите, я схожу с ума?
— Нет, Ники.
— Я не хочу вас отпускать, — проговорила она медленно, поднялась. — Я увидела вас впервые сегодня утром, а знаю вас всю жизнь. Что происходит?
— Ники, не задавайте вопросов. Просто подождите.
— Есть ведь ещё одна? — спросила она неожиданно. — Есть ещё одна… я не могу вспомнить её имя.
Я кивнул.
— Поехали, — она взяла меня за руку. — Поехали, Брюс.
…Через сорок минут мы прибываем в Милан. Ещё сорок минут — и мы увидим Софию и Жана. Ники настояла, чтобы мы ехали самым обычным, самым неприметным поездом. Никаких «VIP», никакой роскоши.
Попутчики вышли на предыдущей остановке. Пожилая пара, приехали в гости к внукам. Весь вечер мы играли с ними в карты. Мы поняли, что старику нравится, когда выигрывает его супруга, и доставили им это удовольствие. Как только мы остались вдвоём, Ники села рядом со мной. Минуты через три она задремала, прислонилась ко мне. Я укрыл её плащом, осторожно вынул левой рукой «блокнот», правой прижал её к себе. Осторожно.
De ja vu. Страшное, ужасное ощущение. Я открыл ту страницу своих записей, где сделал последние заметки относительно сегодняшней встречи. Я искал тебя сорок лет, Ники. Сможешь ли ты поверить в это? Наверное, да, ведь это ты научила меня верить в невозможное. Что мне делать с моими записями? Стереть? Оставить? Что, если это ещё не конец поискам? Что, если я нашёл не тебя?