Последний час надежды
Шрифт:
— Вы на какой факультет поступаете? — спросил я как бы невзначай, минут пять спустя.
Она тихонько рассмеялась.
— Брюс, вчера вы перебрали, теперь я знаю. Я ведь уже говорила.
— Перебрал?
— Вчера мы до полуночи сидели в «Старой лампе». Там и в самом деле очень мило. Но… вина было многовато.
Странно. Она сказала, и мне стало казаться — да, сидели в «Старой лампе», одно из лучших здешних заведений, очень тихое и приятное. Правда, отнюдь не из дешёвых. Даже
— С вами всё в порядке? — она взяла меня за локоть.
Секунды три я вообще не мог ничего ответить, голова закружилась. Потом всё прошло, без следа.
— Да, почти.
— Пообещайте, что больше не будете столько пить, Брюс. Мне с вами очень интересно, но пьяных терпеть не могу.
Я кивнул. — Обещаю.
— Я на математический, — пояснила она. — Живу двумя этажами выше вас.
Наверное, на моём лице отразилось много чувств сразу.
— Нет-нет-нет, — она рассмеялась. — В гости не приглашаю. Я абсолютно не уверена.
— В чём?
— В ком. В себе, — она расхохоталась, заметив моё замешательство. — Когда-нибудь приглашу, обещаю. Ой, чуть не забыла! Вот, вы вчера обронили в кафе, — она протянула руку, на ней лежал мой «счастливый пенни», на тонкой серебряной цепочке.
Ничего не понимаю. Какое кафе? Я принял свой талисман, присмотрелся — он самый, единственное, что осталось от наследства прадеда, Жюля Деверо. Я мог быть сейчас хозяином его ювелирного дела, мама постоянно говорила так.
— Скажите, что это? — она указала на искорки, пробегающие по диску монетки. Когда солнце падает прямо на неё, то повертишь в руках — и монетка словно купается в радуге.
— Алмазы.
— Правда? — глаза её загорелись. — Как мило! Это всё алмазы? Настоящие?
— Да, — мне не очень приятно было вспоминать, особенно после того, как мама взяла за привычку постоянно сравнивать меня с прадедом. — Всё, что осталось от прадеда. Фамильная реликвия.
Единственное сокровище, — чуть не добавил я. Но не добавил. Я далеко не во всём соглашаюсь с мамой, но в одном точно соглашусь — бедностью не хвастают.
— Расскажете мне как-нибудь?
Я кивнул прежде, чем понял, что сделал. Вот не было печали!
Мы уже стояли у входа в библиотеку. Доминик собралась первой вступить на лестницу, ведущую ко входу, как в её кармане вдруг что-то пискнуло, а потом заиграла мелодия. Не какая-нибудь, а Gaudeamus.
Досада — раздражение — злость поочерёдно сменились на её лице за пару секунд.
— Не-на-ви-жу! — прорычала она. Именно прорычала.
Достала из кармана телефон, подняла к уху, отвернулась.
— Да, мама. Нет. Нет. Нет, и не собираюсь. Мама, мне уже не пять лет, сама разберусь. Не звони мне сегодня. Пока!
Вот как.
Я посмотрел на неё с сочувствием.
— Достала уже, — выговор, тон и выражение лица Доминик сразу изменились. — Детский сад какой-то! Отчитывайся перед ней каждый день, сил уже нет.
— Ваша мама?
Она кивнула.
— У меня то же самое, — снова язык опередил разум.
Она рассмеялась и повеселела на глазах.
— Товарищ по несчастью… слушайте, это должно быть ужасно. Она далеко сейчас?
— Далеко, — кивнул я, вздохнув.
Она пару раз хлопнула в ладоши.
— Ладно, Брюс. Спасибо, что проводили. Я пошла к себе, нет никакого теперь настроения. Вечером я буду в парке, в девять часов. Придёте?
Я кивнул. Она пожала мне руку, развернулась и побежала в сторону общежития.
Брюс, общежитие, 6 июля 2009 года, 12:30
Я дошёл до общежития, как в тумане. «Старая лампа», значит. И не экономический, а математический. Меня разыгрывают, или снова пора к психиатру?
У самого входа я чуть не столкнулся с девушкой. Она брела, с тяжёлой и потёртой сумкой, в сторону общежития, но смотрела куда-то под ноги.
— Извините, — она вздрогнула, подняла взгляд. Круглое лицо, короткая причёска — чёрный ёжик; дешёвые, но изящные серёжки. Чуть подведены губы, чуть подведены ресницы. Провинция. Даже если не присматриваться к одежде и сумке — сразу видно, откуда она и кто такая. — Мсье… я ищу канцелярию, не подскажете, где это?
— Вон там, — я указал. — Вон то здание, с башенкой.
— Спасибо, мсье.
Удивительно, но она сразу же побрела в ту сторону. Судя по всему, сумка очень тяжёлая.
— Вам помочь? — услышал я свой голос.
Она обернулась, посмотрела мне в лицо. И чего она такая хмурая? Хотя, если тащила это всё от автобусной остановки… да.
— У вас книги, — отметила она. Верно, дюжина книг, в карман их не спрятать.
— Я их сейчас занесу к себе в комнату и вернусь.
Она кивнула и улыбнулась. Улыбка сразу же преобразила её из Золушки в принцессу.
Я бегом кинулся к лифту, тот оказался на первом этаже. Не знаю, почему я так бросился помогать ей. Мне очень хотелось поговорить с кем-то, кроме Доминик. С кем-нибудь из студентов, сверстников. Не выходило из головы кафе. И как я мог перебрать? Я вино вижу только по большим праздникам.
Бросил книги на кровать, и когда полез в карман за ключом, обнаружил в нём бумажку.
Вытащил, поднёс к глазам.
Чек — из «Старой лампы».
Всё верно, вчерашнее число, время — половина первого ночи. Первым желанием было разорвать его на кусочки или сжечь. Лучше бы я так и сделал!
Я недолго размышлял. Бросил чек на пол, да поспешил назад, к лифту.
Она так и стояла, глядя то под ноги, то на дверь. Когда увидела меня, на лице её возникло облегчение. Что, думала, что я не вернусь?