Последний час надежды
Шрифт:
А вот герцог де Сант-Альбан, который стал владеть этими краями триста лет назад, и его потомки. Мда, они явно не старались беречь и использовать свои владения с толком. Хорошо, что в их роду нашёлся ловкий политик и меценат, который и построил Университет.
Я рассказывал и рассказывал, а сам, что уж скрывать, всё время смотрел краем глаза на Доминик. Иногда и не краем глаза, и всегда встречал её взгляд. Она умеет слушать — не просто кивать головой и невнятно поддакивать, а на самом деле слушать. С интересом.
Я опомнился, только когда солнце коснулось горизонта и подул зябкий ветерок. Мы обошли три парка, посетили библиотеку и спортивный комплекс, раза три посидели минут в кафе — освежиться.
— Спасибо, Брюс, — Доминик пожала мне руку ещё раз. Ну и хватка! — Мне так приятно, что я повстречалась именно с вами. Возьмите, — она протянула руку вновь и там, словно по мановению волшебной палочки, возник платок. Снежно-белый, с небольшой монограммой в углу. Платок пах жасмином.
Она улыбнулась.
— На память, — пояснила она. — Вы не такой, как все.
Я не удержался, поднёс платок к лицу. Доминик улыбалась, улыбка из просто дружеской стала очень тёплой, очень… что происходит со мной?
Я помотал головой. Присмотрелся к инициалам: «И. Д. С. А.»
— «С. А.» — произнёс я прежде, чем осмыслил увиденное. — Сант-Альбан?
Она кивнула.
— Иреанн Доминик де Сант-Альбан, — пояснила она. — Папа хотел Ирэн, мама — Анну, бабушка настаивала на Доминик. Получилась я.
Ничего себе! Вся моя предыдущая беседа тут же всплыла в памяти. Мой бог, сколько всего неприятного я успел сказать о Сант-Альбан?
— Я знаю, — кивнула она. — Знаете, лучше говорить правду. Да, мои предки плохо управляли своей землёй. А о том, что они и приказали сжечь монастырь, я даже не знала. Правда-правда. Спасибо, что рассказали.
Я молчал и выражение лица у меня, наверное, было не очень приятным.
— Не обижайтесь, Брюс, — она снова взяла меня за руку. — Терпеть не могу представляться, все тут же начинают приседать и любезничать. А вы не такой, я вижу. До завтра!
Она помахала рукой и, отвернувшись, побежала в сторону главного здания.
Ну и денёк! «Мадам Цербер», неизменно сидевшая на вахте у входа, одарила меня бесцветной улыбкой. Она, верно, видела, как мы разговаривали с Доминик. Но при этом была и оставалась Цербером.
Я словно во сне поднялся на свой этаж и отомкнул дверь в комнату. Бросил сумку на кресло, вновь развернул платок, присмотрелся к монограмме.
И умер.
Брюс, 5 июля 2009 года, 20:30
Наверное, я не очень удачно выразился. Я не умер в буквальном смысле. Но те пять минут, которые я пережил в тот вечер, я никогда не забуду.
Я ощутил, что что-то неладное происходит у меня в голове. Весь предыдущий день, особенно наш с Доминик «поход по городку», всплыл в памяти весь и принялся вращаться, мысли путались. Я словно смотрел на те события со стороны и не мог отвлечься, прекратить этот хоровод, унять видения.
В какой-то момент я осознал, что теряю себя. Буквально. Чувствовал, что исчезаю. Платок так и был зажат у меня в руке, я разжал кулак (это стоило немалых усилий) и посмотрел на платок (это тоже ужалось не сразу).
Платок исчезал!
Я не могу объяснить это иначе: он протаивал, становился то более, то мене плотным, но постепенно исчезал.
И мне стало страшно. Мне никогда не было так страшно. Я подумал, что как только не станет платка, не станет и меня. Чёрт его знает, откуда пришла такая мысль, но в тот миг она показалась единственно верной и самой важной.
Я не знаю, что я делал — я захотел, чтобы всё вернулось, чтобы платок не исчезал, чтобы всё это прекратилось, а я остался тем, кем я есть. Я захотел этого изо всех сил, которые оставались.
Провал.
Я обнаружил, что лежу на боку, что лоб ужасно болит, а в правой руке — платок. Тот самый, с теми же инициалами, совершенно мокрый. Неудивительно, я ощущал, что промок насквозь.
— Мсье?
Я не услышал стука в дверь. Ощутил, что мне помогают подняться на ноги. Высокий мужчина в униформе, с пышными усами Я поблагодарил его. Сквозь зубы — каждое движение причиняло боль — поясница, мышцы ног, а сильнее всего — лоб.
За мужчиной в дверях стояла мадам Цербер.
— Что случилось, мсье Деверо?
Я потряс головой.
— Ничего, — я осёкся. Я чуть было не обратился «мадам Цербер». — Ничего, мадам Велье.
— Я услышал крики, — пояснил мужчина. — Реми Девалл, мсье. Я электрик.
— Поскользнулся, — я ответил первое, что пришло в голову. — Ударился головой, наверное. Не очень хорошо помню, простите.
— Я вызову врача, — сострадание стремительно покидало лицо мадам Велье. — Вы рассекли лоб, мсье Деверо.
— Нет, не нужно, — не знаю, почему, но я стал решительно сопротивляться. — Я сам… дойду.
— Вы уверены? — я и сам не был уверен, что сумею сделать хотя бы шаг, но кивнул.
Мадам Цербер кивнула. — Реми, помогите, пожалуйста, мсье Деверо.
Реми оказался словоохотливым — но говорить, а точнее — болтать принялся, как только мы покинули здание. Несомненно, мадам Цербер не одобряет болтовню.
Он первым делом указал на платок. Я так и держал его в кулаке, только уголок с монограммой выглядывал наружу.
— Мадемуазель Доминик сама подарила?