Последний человек из Атлантиды (сб.)
Шрифт:
Доуэль пошатнулся. Лицо его побледнело. Он, с трудом владея собой, сделал несколько шагов, тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками.
— Что с вами? — ещё раз спросила его Брике.
Но он ничего не отвечал. Потом губы его прошептали: «Бедный отец», но Брике не расслышала этих слов.
Артур Доуэль очень быстро овладел собой. Когда он поднял голову, его лицо было почти спокойно.
— Простите, я, кажется, напугал вас, — сказал он. — У меня иногда бывают такие лёгкие припадки на сердечной почве. Вот всё уже и прошло.
— Но кто этот человек? Он так похож на… Ваш брат? — заинтересовалась Брике.
— Кто
— Хоть сегодня, — ответила Брике. — А вы… не отнимете у меня моё тело?
Доуэль сразу не понял, потом улыбнулся и ответил:
— Конечно, нет… если только вы будете слушать нас и помогать нам. Идёмте на палубу.
— Ну, как ваше плавание? — весело спросил он, поднявшись на палубу. Затем посмотрел на горизонт с видом опытного моряка и, озабоченно покачав головой, сказал: — Море мне не нравится… Видите эту темноватую полосу у горизонта?.. Если мы вовремя не вернёмся, то…
— О, скорее назад! Я не хочу утонуть, — полушутя, полусерьёзно воскликнула Брике.
Никакой бури не предвиделось. Просто Доуэль решил напугать своих сухопутных гостей, для того чтобы скорее вернуться на берег.
Ларе условился с Брике встретиться на теннисной площадке после обеда, «если не будет бури». Они расставались всего на несколько часов.
— Послушайте, Ларе, мы неожиданно напали на след больших тайн, — сказал Доуэль, когда они вернулись в отель. — Знаете ли вы, чья голова находилась у Керна? Голова моего отца, профессора Доуэля!
Ларе, уже усевшийся на стуле, подскочил, как мяч.
— Голова? Живая голова вашего отца! Но возможно ли это? И это всё Керн! Он… я растерзаю его! Мы найдём голову вашего отца.
— Боюсь, что мы не застанем её в живых, — печально ответил Артур. — Отец сам доказал возможность оживления голов, отсечённых от тела, но головы эти жили не более полутора часов, затем они умирали, потому что кровь свёртывалась, искусственные же питательные растворы могли поддержать жизнь ещё меньшее время.
Артур Доуэль не знал, что его отец незадолго до смерти изобрёл препарат, названный им «Доуэль 217» и переименованный Керном в «Керн 217». Введённый в кровь, этот препарат совершенно устраняет свёртывание крови и потому делает возможным более длительное существование головы.
— Но живою или мёртвою мы должны разыскать голову отца. Скорее в Париж!
Ларе бросился в свой номер собирать вещи.
В ПАРИЖ!
Наскоро пообедав, Ларе побежал на теннисную площадку.
Несколько запоздавшая Брике была очень обрадована, увидев, что он уже ждёт её. Несмотря на весь страх, который внушил ей этот человек, Брике продолжала находить его очень интересным мужчиной.
— А где же ваша ракетка? — разочарованно спросила она его. — Разве вы сегодня не будете учить меня?
Ларе уже в продолжение нескольких дней учил Брике играть в теннис. Она оказалась очень способной ученицей. Но Ларе знал тайну этой способности больше, чем сама Брике: она обладала тренированным телом Анжелики, которая была прекрасной теннисисткой. Когда-то она сама учила Ларе некоторым ударам. И теперь Ларе оставалось только привести в соответствие уже тренированное тело Гай с ещё
Брике стояла возле Ларе, заслонившись ракеткой от заходящего солнца, — один из жестов Анжелики.
— Сегодня мы не будем играть.
— Как жалко! А я бы не прочь поиграть, хотя у меня сильней, чем обычно, болит нога, — сказала Брике.
— Идёмте со мной. Мы едем в Париж.
— Сейчас?
— Немедленно.
— Но мне же необходимо хоть переодеться и захватить кое-какие вещи.
— Хорошо. Даю вам на сборы сорок минут, и ни минуты больше. Мы заедем за вами в автомобиле. Идите же скорее укладываться.
«Она действительно прихрамывает», — подумал Ларе, глядя вслед удаляющейся Брике.
По пути в Париж нога у Брике разболелась не на шутку. Брике лежала в своём купе и тихо стонала. Ларе успокаивал её как умел. Это путешествие ещё больше сблизило их. Правда, он ухаживал с такой заботливостью, как ему казалось, не за Брике, а за Анжеликой Гай. Но Брике относила заботы Ларе целиком к себе. Это внимание очень трогало её.
— Вы такой добрый, — сказала она сентиментально. — Там, на яхте, вы напугали меня. Но теперь я не боюсь вас. — И она улыбалась так очаровательно, что Ларе не мог не улыбнуться в ответ. Эта ответная улыбка уже всецело принадлежала голове: ведь улыбалась голова Брике. Она делала успехи, сама не замечая того.
А недалеко от Парижа случилось маленькое событие, ещё больше обрадовавшее Брике и удивившее самого виновника этого события. Во время особенно сильного приступа боли Брике протянула руку и сказала:
— Если бы вы знали, как я страдаю…
Ларе невольно взял протянутую руку и поцеловал её. Брике покраснела, а Ларе смутился.
«Чёрт возьми, — думал он, — я, кажется, поцеловал её. Но ведь это была только рука — рука Анжелики. Однако ведь боль чувствует голова, значит, поцеловав руку, я пожалел голову. Но голова чувствует боль потому, что болит нога Анжелики, но боль Анжелики чувствует голова Брике…» Он совсем запутался и смутился ещё больше.
— Чем вы объяснили ваш внезапный отъезд вашей подруге? — спросил Ларе, чтобы скорее покончить с неловкостью.
— Ничем. Она привыкла к моим неожиданным поступкам. Впрочем, она с мужем тоже скоро приедет в Париж… Я хочу её видеть… Вы, пожалуйста, пригласите её ко мне. — И Брике дала адрес Рыжей Марты.
Ларе и Артур Доуэль решили поместить Брике в небольшом пустующем доме, принадлежащем отцу Ларе, в конце авеню до Мэн.
— Рядом с кладбищем! — суеверно воскликнула Брике, когда автомобиль провозил её мимо кладбища Монпарнас.