Последний день. Преломление

(Апология)

Посвящается моей первой учительнице Анастасии Петровне, женщине, которая научила меня читать и писать. Её любимой фразой было: «Смотришь в книгу, а видишь фигу!!!» И хрясь деревянной указкой по башке…, толстенной такой. А потом ещё за волосы и носом в букварь раз!, два!

ЗАМЕС

Толкование:

Апология – развлекательная речь адвоката, представляющего интересы заведомо выигравшей дело, правой по закону стороны. Произносится на потеху публике, чтобы создать видимость хоть какого-то судебного состязания, и хоть как-то оправдать заранее оплаченный,

невозвратный, непомерно громадный гонорар. Так как, никак не влияет на исход дела, представляет собой смесь ахинеи и дикого бреда.

Эпиграф.

"Вначале было Слово. И Слово было Бог. И Слово было у Бога".

Толкование:

«А ты, сына, чего в углу и ревёшь?»

«А я, пап, сегодня в школе новое слово из трёх букв узнал, хотел маме сказать, она слушать не стала, сразу по попе надавала и в угол поставила. А потом бабушка пришла…»

«Ну, ну и чего бабушка?»

«А бабушка ещё и по губам, а потом ещё и по попе!»

«А какое слово ты узнал, сына?»

«Мир, пап, слово мир».

«Ага…, ну ты, сына, сходи пока погуляй подольше. Можно. Можно. Конечно можно. Ты ж знаешь, что папа в доме главный. А я пока с мамой и с бабушкой поговорю…»

Предупреждение!!!

Все описываемые мною события являются вымышленными, высосанными от безделья из пальца. То, что происходило в реальности запечатлено в Евангелиях Нового Завета. 

Предисловие.

Инструкция христианина о правильной подаче прошений Царю Небесному.

Поскольку Христос заповедовал нам, дал чёткое и ясное указание, что напрямую к Престолу Отца мы имеем право обращаться только с молитвой "Отче Наш", а все остальные просьбы и нужды только через Него: "Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня" (Иоанна;14:6), то именно этому и следует повиноваться. Следовательно: когда накопилось, достало, проблемы, неустройства и сколько уже можно?!, доколе?!, смело идите к Нему на приём. Соберите всё, что желаете высказать, лучше на бумаге написать, чтоб была так сказать полноценная челобитная, закрываемся в одиночку в комнате и вперёд. Мысленным взором представляем дверь. На двери табличка: "Иисус Христос, Сын Божий, Царь Царей, Первосвященник". Нам сюда. Решительно открываем дверь. Идти недалеко, всего два-три шага по камням Голгофы и мы перед Крестом. Ну, а теперь стоя у истекающего кровью Спасителя, глядя прямо Ему в глаза, излагайте все свои проблемы, недовольства, претензии. Не знаю, получится ли у кого-либо. Лично я, задыхаясь от стыда, не смея поднять глаз, смог только прохрипеть: «Господи, прости».

ПРОБА

Глоток 1.

«Господин».

«Чего тебе?» – раздражённо процедил Пилат.

«Иудеи заплатили экзекуторам, чтобы они забили плетьми того назареянина насмерть».

«Зачем?!»

«Боятся, что ты освободишь его как говорил им».

С лицом, перекошенным от дикой головной боли и раздражения от всего происходящего в этот день, Пилат поковылял во внутренний двор.

Палачей уже предупредили. Они поспешили надеть на Христа хитон, чтобы попытаться как-то скрыть нанесённые ими увечья. Терновый венец правда никто снять даже не пытался, не желая "мараться" об какого-то иудея. Спаситель стоял полусогнувшись, в полубессознательном состоянии, его била крупная дрожь. Многоопытному Пилату было достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что произошло. Презрительно сощурившись на экзекуторов, обмирающих от страха осознания своей вины перед прокуратором, коротко рубанул: «Под арест обоих».

Резко кивнул головой, дав тем самым знак солдатам, чтобы они следовали за ним, волоча осужденного под руки.

Иудеи, притащившие назареянина, расположились группками, находящимися в постоянном движении, гоношась как на базаре. При виде прокуратора всё стихло. Пилат, молча, сам, развернул назареянина спиной к иудеям, отточенным движением вытянул короткий римский меч, перерезал верёвку стягивающую хитон по поясу, вбросил меч в ножны. Пристально обведя взглядом замершую толпу, повернулся к Спасителю и сам закинул хитон ему на голову, обнажая узувеченное бичеванием тело. Загнанные в дальний угол двора сторонники назареянина ахнули, взвыла мать, почувствовав его боль как свою, большая часть толпы потупилась раздираемая противоречивыми чувствами, и лишь стоявшая ближе всех элита синедриона смотрела с явным довольством.

Устремив на толпу взгляд знакомый ветеранам, прошедшим с Пилатом не одну военную компанию, так прокуратор смотрел на противника перед боем, набрав полную грудь воздуха он рявкнул голосом от которого пробивала дрожь даже повидавших многое легионеров: «Вы что, совсем охренели?!»

Толпа присела как от удара хлыстом, даже мать назареянина стихла захлебнувшись плачем. Только верховный жрец со своим тестем не дрогнули. Гордый старикашка даже ещё выше вздёрнул свою бородёнку.

Каифа сделал несколько шагов вперёд, подойдя к самым ступеням на которых стоял прокуратор: «Господин, ты напрасно стараешься спасти ему жизнь, это совсем не в твоих интересах. Поверь мне, этот человек совсем не безобиден, как ты о нём думаешь. Я священник моего народа из рода в род, многие столетия, и знаю историю своего народа наизусть. И знаю, что много раз в истории моего народа, такие вот как бы безобидные пророки, приносили наибольшие бедствия не только моему народу, но и тем, кому мой народ был подвластен в те времена. Подумай, господин, зачем тебе сохранять жизнь этому человеку? Тем более, после такого бичевания он уже всё равно не жилец. Кто тебе больший друг: этот самозванец, называющий себя иудейским царём или римский кесарь?»

Пилат поморщившись, процедил сквозь зубы: «Ну и?»

«Надо уничтожить эту заразу в корне, пока она ещё не так разошлась в моем народе» – Каифа смотрел спокойно и безбоязненно.

Пилат взглядом отдал приказ солдатам и они утащили осуждённого. Повернувшись к рабу, стоявшему наготове с медным тазом и смывая с рук кровь Спасителя, которая осталась на руках когда прокуратор задирал хитон, спросил у Каифы: «Полностью уверен в том что говоришь?»

«Абсолютно и несомненно».

Прокуратор вытер руки поданным рабом полотенцем. Всё ещё держа полотенце в левой руке, указательным пальцем правой почти ткнув в горбатый нос Каифы, спросил: «Берёшь на себя ответственность за все последствия этого дела, так?»

Не моргнув глазом, первосвященник прорёк: «Как первый в народе своём, обязанный перед Богом хранить и сохранять в чистоте мой народ, всю ответственность принимаю на себя, род свой, колено своё и народ свой».

Пилат кивнул удовлетворённо: «Ты сказал». Обернулся вправо и посмотрел на писца склонившегося над низким столиком. Тот кивнул, подтверждая, задокументировано.

Пилат пригнулся и глядя прямо в угольные глаза первосвященника спросил: «А теперь без протокола. Скажи мне, чего вы ссыте из-за этого назареянина? Я узнал про него, что это всего лишь бродячий фокусник и шарлатан, пьяница как и его дружки, которые разбежались как только твои слуги пришли взять его. Что в нём царственного, что вы все так обосрались от страха? Он даже на шакала-разбойника не тянет, не то что геройского воина. И уж поверь мне я знаю, о чём говорю».

Каифа прокашлялся и засипел полушёпотом: «Господин, я понимаю, мы задели твою гордость и признаю свою вину, что не сообщили всё раннее. Всё серьёзнее, намного серьёзнее, чем сообщили тебе твои доносчики. Этот назареянин учил народ: что он не просто царь, но Сын Бога и сам Бог, что тот, кто примет учение его, станет таким же как он, сможет обходиться без денег и не работать, а всё необходимое для жизни получать чудесным образом прямо из воздуха. Мало того, последователи его, принявшие учение его во всей полноте, станут бессмертными. И даже если их убить они будут воскресать на третий день после смерти».