Последний довод королей
Шрифт:
Он рассказывал и понимал, что его история звучит как бред сумасшедшего.
— Что за штуковина? — спросил Тул, скорчив озадаченную гримасу.
— А кто ее знает. — Логен облизнул зубы, на которых остался привкус пива. — Я понятия не имею.
Они переглянулись, словно никогда прежде не слышали такой нелепой истории. Логен не мог не согласиться, что так оно и есть.
— Впрочем, сейчас это не имеет значения. Оказалось, жизнь не так тошнотворна, как я думал.
Он дружески хлопнул Тула по спине. Ищейка вдохнул и выдохнул, раздувая щеки.
— Ну, как
— Мое место?
— Ну, будешь командовать. Ты ведь был главным.
— Был, но у меня нет желания снова становиться вождем. Мне кажется, парни вполне довольны нынешним положением дел.
— Но ты умеешь вести за собой людей лучше, чем я.
— Не думаю. Пока я командовал, ничего хорошего не было — ни для нас самих, ни для тех, кто сражался на нашей стороне, ни для тех, кто дрался против нас. — Логен поник, вспоминая былое. — Я займу свое место, если ты хочешь этого, но лучше мне последовать за тобой. Мое время прошло, и оно было не лучшим.
Ищейка растерялся. Он явно надеялся на иной ответ.
— Ну, если ты уверен…
— Я уверен. — Логен хлопнул его по плечу. — Что, не так-то просто быть вожаком?
— Да уж, — недовольно кивнул Ищейка, — дьявольски непросто.
— Кроме того, как я понимаю, многие из этих парней прежде враждовали со мной и не очень-то рады меня видеть.
Логен оглядел ряды воинов, сидящих у костра, посмотрел на их напряженные лица, услышал, как они повторяют его имя. Они говорили слишком тихо, но он мог догадаться, что речи эти вовсе не хвалебные.
— Не бери в голову, они будут скакать от счастья, что ты воюешь вместе с ними, когда начнутся боевые действия.
— Посмотрим.
Логену показалось ужасно обидным то, что ему придется вступить в драку и убивать ради того, чтобы заслужить признание людей. Он ощущал на себе пытливые взгляды из темноты, но все мгновенно отводили взоры, как только он к ним оборачивался. Только один человек не опустил глаз — здоровый парень с длинными волосами, сидевший посередине.
— Это кто? — спросил Логен.
— Где?
— Вон тот, который постоянно смотрит на меня.
— Это Трясучка.
Ищейка облизнул пересохшие губы.
— Он крепкий орешек, этот Трясучка. Несколько раз дрался с нами, и отлично дрался. Я вот что скажу — он хороший человек, и мы перед ним в долгу. Но, кроме того, будь я неладен, если не скажу тебе, что он сын Гремучей Шеи.
Логен вдруг ощутил приступ дурноты.
— Кто он?
— Второй сын.
— Тот мальчик?
— Много времени прошло с тех пор. Мальчики стали взрослыми.
Да, много времени прошло, но ничто не забылось. Логен сразу почувствовал это. Ничто не забывается здесь, на Севере, и ему следовало знать об этом.
— Мне нужно ему кое-что сказать. Если нам придется вместе драться… я должен ему кое-что сказать.
Ищейка поморщился.
— Думаешь, стоит? Некоторые раны лучше не трогать. Ешь, а поговоришь с ним утром. С утра любые вести звучат приятнее. Я думаю так, но решай сам.
— Уф, — недовольно буркнул Молчун.
Логен поднялся.
— Ты прав, но лучше сделать дело…
— Чем жить в страхе перед ним. — Ищейка кивнул в сторону костра. — Тебя ничто не изменит, Логен, это точно.
— Тебя тоже, Ищейка. Тебя тоже.
В темноте, пахнущей дымом, жареным мясом и натруженными человеческими телами, он прошел за спинами карлов, сидевших у огня. Он видел, как они сутулятся и что-то бормочут при его приближении. Он знал, о чем они думают: этот треклятый Девятипалый сейчас за моей спиной, а он последний человек в мире, которого стоит подпускать к себе сзади. Трясучка неотрывно и холодно наблюдал за ним, вполглаза смотрел сквозь упавшие на лицо длинные волосы, сжав губы в ниточку. В руке у него был нож, предназначенный для еды, но вполне пригодный для того, чтобы проткнуть человека. Логен видел, как отблески пламени играют на лезвии, когда присел рядом с Трясучкой на корточки.
— Значит, ты и есть Девятипалый?
Логен поморщился.
— Да. Это я.
Трясучка кивнул, так же пристально глядя на него.
— Вот, значит, какой ты, Девятипалый.
— Надеюсь, ты не разочарован.
— Да нет. Нисколько. Хорошо, что у тебя хватает наглости.
Логен опустил голову, придумывая, с чего начать. Согласиться или возразить, умыть руки или подставить щеку? Он искал слова оправдания, которые могли бы сдвинуть дело с мертвой точки.
— Тогда было трудное время, — произнес он, наконец.
— Труднее, чем сейчас?
Логен закусил губу.
— Да, возможно.
— Времена всегда трудные, — проговорил Трясучка сквозь зубы. — Это не значит, что можно творить всякое дерьмо.
— Ты прав. Для того, что я сделал, прощения нет. Я не горжусь этим. Не знаю, что еще сказать. Просто надеюсь, что ты сумеешь на время отложить наши счеты и мы сможем драться бок о бок.
— Я не буду ходить вокруг да около, — ответил Трясучка, и его голос прозвучал сдавленно, словно он прилагал огромные усилия, стараясь не закричать или не разрыдаться. Или то и другое разом. — Мне нелегко отступить в сторону. Ты убил моего брата, хотя пообещал ему помилование. Ты отсек ему руки и ноги, потом прибил гвоздями его голову, как это принято у Бетода.
Пальцы его руки, сжимавшей нож, побледнели и дрожали от напряжения. Логен видел, что Трясучка едва сдерживается, чтобы не всадить нож ему в лицо, и не винил его за это. Нисколько не винил.
— Мой отец после этого изменился навсегда. Словно вся жизнь ушла из него. Я много лет мечтал надрать тебе задницу, кровавый Логен.
— Что ж. — Логен неторопливо кивнул. — В этом стремлении ты не одинок.
Он ловил холодные взгляды, прилетавшие к нему от костров. Сдвинутые брови среди теней, мрачные лица в бликах света. Незнакомые люди инстинктивно боялись его или таили вражду. Целое море страха, целое море вражды. Он мог сосчитать на пальцах одной руки, сколько людей на самом деле рады тому, что он оказался жив. Причем на той руке, где недоставало пальца. И ему предстояло сражаться на стороне этих людей.