Последний фаворит (Екатерина II и Зубов)
Шрифт:
Встретя сыновей в первом покое, он сказал:
– Александр, поезжай в Таврический. Там прими бумаги, какие есть… Ты, Константин, с князем, – указывая на Безбородко, продолжал Павел, – опечатаешь бумаги, какие найдутся у Зубова… И потом будь наготове…
Бледен цесаревич, но спокоен. И даже как будто
Осторожно войдя в покой, где лежит умирающая, он долгим взглядом изучает ее лицо…
А Роджерсон шепчет:
– Плохо, ваше величество… До утра вряд ли продлится агония…
«Агония?.. Так это агония!» – про себя думает Павел. И вдруг вздрогнул. Какое-то мягкое, тяжелое тело мешком рухнуло к его ногам.
Это Платон Зубов. Тот, кто дал ему знать о радостной минуте… Тот, кто много мучительных минут доставил цесаревичу…
Что скажет этот человек, такой надменный, чванный всегда? А теперь постарелый сразу, с красными, напухшими от слез глазами, с дрожащими руками, которые ловят ботфорты цесаревича…
– Простите! Помилуйте грешного! – слезливо, по-бабьи как-то молит фаворит, припадая грудью, увешанной всеми орденами и звездами, к пыльным ботфортам Павла, ловя его руки. – Пощадите…
Он по-рабски целует узловатые руки, сухие пальцы цесаревича. Трость – знак дежурного флигель-адъютанта – упала, лежит рядом с Зубовым…
Первым движением цесаревича было – пнуть носком в лицо низкого вельможу.
Но он удержался. Кругом такая толпа. Мужчины – старые воины – плачут, глядят на Павла, как на чужого. И не думают даже, что в эту минуту он стал их господином, как раньше была эта умирающая женщина…
Нельзя начинать искренним порывом. Надо надеть маску.
Знаком велит он подать ему трость Зубова.
– Подымитесь, встаньте… Не надо этого. Берите свою трость. Исполняйте свой долг, правьте служебные обязанности… Друг моей матери будет и моим другом. Надеюсь, вы станете так же верно служить мне, как и ей служили…
– О, ваше величество…
– Верю…
Дав знак сыновьям, он вышел с ними в кабинет, запер за собой дверь.
Один Безбородко последовал за ними.
– Ну, вы идите, как я сказал… К Зубову и в Таврический. А я тут погляжу с князем.
Цесаревичи ушли.
Быстро нашел в одном из столов Павел то, что искал: большой пакет, перевязанный черной лентой, с надписью: «Вскрыть после моей смерти в Сенате…»
Дрожит развернутый лист в руках Павла. Не много там написано. Но такое ужасное для него… Стиснул зубы, стоит бледный, в раздумье… На Безбородку кидает растерянные взгляды.
Старый дипломат негромко замечает:
– Как холодно нынче… Вон и камин зажжен… Погрейтесь, ваше величество… У вас будто лихорадка…
Указал на огонь, а сам подошел к окну, глядит: что делается перед дворцом?
Павел у камина. Дрожит рука… Миг – и затлел плотный лист… загорелся крепкий, атласистый конверт, в котором лежала роковая бумага… Горит… Вот тлеть стала зола… свернулась… Золотые искорки улетели в трубу камина…
– Пойдемте, князь, разберем дальше бумаги, – хриплым голосом зовет Безбородку Павел и вежливо пропускает вперед старого, умного вельможу…
Старое царство минуло.
Воцарился новый император – Павел I…