Последний герой. Сказание о Плоском мире
Шрифт:
Первым увидел какой-то свет на луне завкафедрой беспредметных изысканий. Он стоял, прислонившись к лееру, и спокойно курил трубку.
Он не относился к числу амбициозных волшебников. Его тактика была проста — всячески избегай неприятностей и как можно меньше работай. Беспредметные изыскания обладали одним большим преимуществом — никто не знал точно, что это такое. Поэтому у завкафедрой всегда было много свободного времени.
Пару минут он разглядывал бледный диск луны, а потом разыскал мирно рыбачившего
— Наверн, слушай, а луна так и должна себя вести? — спросил он. Чудакулли поднял взгляд.
— Ничего себе! Тупс! Куда он подевался?
Думминг, как оказалось, заснул в своей каюте, не удосужившись даже раздеться. В полусонном состоянии он выбрался на палубу, но, посмотрев на небо, мгновенно проснулся.
— Она так и должна себя вести? — спросил Чудакулли, тыкая пальцем в луну.
— Нет, аркканцлер! Конечно, нет!
— Значит, проблема вполне определенная и предметная? — спросил с надеждой в голосе завкафедрой.
— Разумеется! Где омнископ? Кто-нибудь пытался с ними связаться?
— Значит, это не моя сфера, — заключил завкафедрой беспредметных изысканий, поспешно отступая. — Прошу прощения. С радостью помог бы, но вижу, вы сейчас заняты. Уж извините.
Судя по всему, все до единого драконы одновременно изрыгнули пламя. Ринсвинд попробовал скосить глаза. Похоже, его глазные яблоки пребывали сейчас где-то в районе затылка.
Леонард без чувств обмяк на соседнем кресле. Моркоу, вероятно, валялся под кучей обломков в противоположном конце кабины.
Орангутан, судя по зловещему скрипу и запаху, цеплялся за спинку Ринсвиндова кресла.
Когда Ринсвинду, наконец, удалось повернуть голову и посмотреть в иллюминатор, он обнаружил, что один из отсеков, где помещались драконы, воспламенился. И неудивительно — изрыгаемое драконами пламя было почти белого цвета.
Леонард говорил что-то… Ринсвинд прищурился, пытаясь разглядеть рычаги сквозь красную пелену. «Если придется сбросить всех драконов, — говорил Леонард, — то…» То что? За какой рычаг дергать?
На самом деле в такие моменты выбор очевиден.
Ринсвинд, глаза которого почти ничего не видели, а барабанные перепонки буквально разрывались от воплей корабля, потянул первый попавшийся рычаг, до которого только смог дотянуться.
«Я не могу описать это в саге, — думал менестрель. — Никто мне не поверит. Никто просто не поверит в такое…»
— Можете мне довериться, — сказал Злобный Гарри, окидывая критическим взглядом Орду. — Ну, то есть доверять мне, конечно, нельзя, тут я полностью согласен, но для меня это дело чести, понимаете? В общем, доверьтесь. У нас все получится. Готов поспорить, даже боги не знают всех богов.
— С этими крыльями я чувствую себя полным идиотом, — пожаловался Калеб.
— Имей совесть, госпожа Макгарри отлично поработала над ними, — перебил его Злобный Гарри. — И из тебя получился отличный бог любви. Правда, какой именно любви, лучше не уточнять. А ты?..
— Я — бог рыбы, — сказал Коэн, который весь облепился чешуей, а из головы одного из своих последних противников сделал некое подобие шлема.
Злобный Гарри попытался сделать вдох.
— Отлично, отлично, бог очень старой рыбы. А ты, Маздам?..
— Бог, черти меня раздери, сквернословия, — твердо заявил Маздам Дикий.
— Э-э… Вполне может сработать, — встрял менестрель, увидев, что Злобный Гарри нахмурился. — В конце концов, есть ведь музы танца, музы пения. Есть даже муза эротической поэзии…
— О, это легче легкого, — небрежно бросил Маздам, — Жила-была одна девчонка. И дело было в Щеботане. А как она брала за…
— Хорошо, хорошо, достаточно. А ты, Хэмиш?
— Бог вещей, — сказал Хэмиш.
— Каких?
Хэмиш пожал плечами. Столь преклонного возраста ему удалось достичь главным образом потому, что он старался не перегружать свое воображение.
— Всяких, — ответил он. — К примеру, потерянных. Которые всюду валяются.
Серебряная Орда устремила взгляды на менестреля, который, немного подумав, кивнул.
— Сойдет, — сказал он.
Злобный Гарри подошел к Малышу Вилли.
— Вилли, а зачем тебе помидор на макушке и морковка в ухе?
Малыш Вилли гордо улыбнулся.
— Тебе понравится, — пообещал он. — Я — бог фиговосебячувствующих.
— И такие бывают, — поддержал менестрель, прежде чем Злобный Гарри успел возразить. — Несколько тысяч лет назад в Анк-Морпорке была богиня Тошнотия. Так вот, принести дар Тошнотии означало…
— Послушай, смени тему, а? — проворчал Коэн.
— Кстати, Гарри, а кем будешь ты? — спросил Вилли.
— Я? Э… Я буду темным богом, — сказал Злобный Гарри. — Таких богов хоть пруд пруди…
— Эй, ты не говорил, что мы можем быть демоническими богами, — перебил его Калеб. — Мне тоже не больно-то хочется изображать из себя ангелочка-шмангелочка!
— Если бы я это сказал, вы бы все захотели стать демонами, — заметил Гарри. — И мы ругались бы несколько дней кряду. Кроме того, появись сразу целая толпа темных богов, настоящие боги мгновенно учуяли бы подвох.
— А госпожа Макгарри ничего с собой не сделала, — нажаловался Маздам.
— Я подумала, если позаимствовать шлем Злобного Гарри, я вполне сойду за валькирию, — ответила Вена.
— Толковая мысль, — одобрил Злобный Гарри. — Наверняка валькирий тут хоть отбавляй.
— А самому Гарри шлем не понадобится, потому что буквально через минуту он пожалуется на острую боль в ноге, в спине или еще где и скажет, что не сможет пойти с нами, — небрежно заметил Коэн. — Потому что он нас предал. Верно, Гарри?