Последний год
Шрифт:
– Теперь, – сказал он, – я обязан представить вам важное разъяснение. Конечно, каждый русский подтвердит, что дубровушка – тоже лес, а думу думати – то же, что и размышлять. Все, казалось бы, так, только нет уже в переводе прелести живого народного слова. Но я говорил вам, что заботился единственно о точности содержания. Разъяснение мое и принадлежит содержанию песни.
Лёве-Веймар вынул записную книжку и карандаш, готовясь делать свои пометки.
– Обратите внимание, – Пушкин снова взял листок, – на цареву речь:
«Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,Уж– В большую ошибку впадет тот, кто подумает, что речь идет об обыкновенном воровстве или разбое. На судебном языке Московского государства так называли и мятеж. Вот о чем спрашивает в песне царь, вот в чем должен ответ держать перед ним крестьянский сын. Заметьте: если бы это место перевести – сын крестьянина, было бы узко и даже неверно. Речь идет о простолюдине, повинном в мятеже. Эту особенность наших песен, называемых «разбойничьими», надо знать каждому, кто хочет познать внутреннюю жизнь России…
Пушкин на минуту задумался и рассказал гостю, что пишет роман о временах Пугачева.
– Пугачев? Кое-что и я о нем знаю, – Лёве-Веймар не мог преодолеть любопытства, – но я ничего не знаю о романе Пушкина и жажду о нем узнать…
– Во благовременье, если угодно, познакомлю. Приверженцы Пугачева тоже поют в моем романе «Дубровушку». Так и вижу их грозные лица, слышу голоса и ясно представляю себе то выражение, которое придают песне люди, обреченные виселице:
«Исполать тебе, детинушка крестьянский сын,Что умел ты воровать, умел ответ держать!Я за то тебя, детинушка, пожалуюСереди поля хоромами высокими —Что двумя ли столбами с перекладиной».– Вы, наверное, знаете, – заключил Александр Сергеевич, – что наш император и в недавние времена пожаловал теми же столбами с перекладиной друзей моей юности. По-видимому, царские обычаи не скоро меняются. Но это уже не относится до песни… А как было мне перевести для вас наше исконное выражение «исполать тебе»! Я поставил «bravo!» [1] . Но увы, это свидетельствует только о том, что не нашел нужного слова. Таких примеров в моих переводах имеется, пожалуй, довольно.
1
Браво (франц.).
Пушкин, расхаживая по кабинету, несколько раз косился на окно. Теперь подошел к нему вплотную.
– А вот я скажу сейчас нянькам, что вы под моими окнами бездельничаете. Право слово, сейчас скажу!
Лёве-Веймар, не понимая, что происходит, тоже приподнялся с кресла. В саду стояли дети Пушкина, явно чего-то ожидавшие.
– Мы хотим играть в прятки, – чинно объяснила отцу Машенька.
– Ужо, будут вам и прятки. Бегите пока к нянькам, – отвечал Александр Сергеевич. Смеясь, он перевел гостю состоявшийся разговор. – Думаю, что моя бедокурщица наверняка рассчитывала и на ваше участие. Какая иначе польза от гостя?
– О, я польщен и непременно приеду для этого еще раз. Пожалуйста, заверьте мадемуазель Мари! – отвечал Лёве-Веймар. Он следил, как мелькало среди дерезьев Машенькино платье. – Какое прелестное создание!
– Да, – откликнулся Пушкин, – будет хороша, коли хорошо воспитаем.
– Может ли это быть иначе в семействе Пушкина?
Александр Сергеевич ничего не ответил. Вернулся к песням. Перебрал свои листки.
– Вот вам плач о Разине. Прошли века – крепко хранит народ память об этом мятежнике, потрясавшем в старину наше Московское государство.
На заре то было, братцы, на утренней,На восходе Краснова солнышка,На закате Светлова месяца,Не сокол летал по поднебесью,Ясаул гулял по на садику;Он гулял, гулял, погуливал,Добрых молодцев побуживал:«Вы вставайте, добры молодцы,Пробужайтесь, казаки донски!Нездорово на Дону у нас,Помутился славной, тихой Дон,Со вершины до Черна моря,До Черна моря Азовскова,Помешался весь казачей круг…»Александр Сергеевич начал читать песню совсем тихо, постепенно повышая голос – будто росла, ширилась грозная весть. Да что же свершилось на Руси? Какая беда?
Заключительные строки песни Пушкин перевел на французский язык так:
«Nous n'avons plus d Ataman, Nous n'avons plus Stepan Timofeevitch dit Stenka Rasine. On a pris le brave, On lui a li'e ses blanches mains. On l’а men'e a Moscou b^atie en pierre et au milieu de la glorieuse Krasnaja-Plochtchade on lui a tranch'e sa t^ete rebelle» [2] .
2
В буквальном переводе: «Мы не имеем больше Атамана, мы не имеем больше Степана Тимофеевича, про прозванию Стенька Разин. Взяли храброго, связали ему белые руки. Свезли его в Москву каменную и посередине славной Красной площади отрубили ему голову буйную» (франц.).
Лёве-Веймар углубился в чтение перевода.
– С вашей помощью, – сказал он, – я листаю историю России страница за страницей.
– А для того, чтобы вы видели беспристрастие и мудрость народную, я перевел вам песни об Иване Грозном и Петре Великом. Народ славит Пугачева и Разина, но отдает справедливую дань и тем царям, которые твердо держали в руках кормило государственного корабля и умело вели его в будущее. Так соседствуют в поэзии народной Петр Первый с Емельяном Пугачевым, а грозный царь Иван со Степаном Разиным. Когда-нибудь историки оценят эти песни и объяснят их. Меня же, каюсь, в особенности влечет Степан Разин, – может быть, потому, что в былые годы я считал его единственным поэтическим лицом русской истории. Мнения мои расширились, но поэтический ореол Разина не померк.
Пушкин стал рассказывать, как он разыскивал песни о Пугачеве в Оренбургском крае, как записывал песни о Разине на Псковщине, в Михайловском.
– Коли признаться, я и сам испробовал свои силы: написал несколько песен в народном духе – и, конечно, о Степане Разине.
– О! – вырвалось у любознательного гостя. – Буду ли я иметь счастливую возможность с ними познакомиться?
Приглашение к обеду прервало разговор.
– Натали, – обратился Пушкин к жене, как только все уселись за стол, – помоги господину Лёве-Веймару и мне. Объясни нам, что значит: «с зачесами чулочки, да все гарусные»… А еще лучше – переведи на французский. Ну-ка?