Последний хит сезона
Шрифт:
Никита сделал шаг вперед, медленно, почти лениво, поднял руку с плетью, но удар получился неожиданно хлесткий. Я взвизгнула.
Нелепый вопрос, но все-таки: вы когда-нибудь попадали под хороший, профессиональный удар плетью? Нет? И не советую. Поверьте мне на слово, это очень больно! Больно и унизительно. И молча сносить это издевательство, я не собиралась.
– Псих ненормальный! – это было начало. Гошины уроки даже вспоминать не потребовалось: слова выскакивали сами, выстраиваясь в нужном порядке.
Никита выслушал меня, как мне показалось,
– Кто ты такая?
– Журналистка! – зло рявкнула я. – Сто раз повторять надо, запомнить никак не можешь?
– Для журналистки ты слишком красиво говоришь, – ухмыльнулся он и снова поднял плеть. – Кто ты такая?
Я ответила еще одним коротким залпом. И метнулась в сторону, пытаясь увернуться. Знаете, это очень неудобно, уворачиваться от плетки, когда ты прикован к стене, пусть даже довольно длинными цепями. Впрочем, если их правильно использовать… я быстро намотала цепи на предплечья, крепко зажала толстые звенья в кулаках и натянула оставшуюся часть, выставив перед собой так, что следующий удар пришелся не на мое тело, а на бесчувственное железо.
– И слишком ты, для журналистки, шустрая, – Никита, с явным удовольствием, хлестнул меня по ногам, защищенным только тонкими колготками.
Я снова заорала. Да что же это такое? Где Гошка?
Словно в ответ на мой вопль, за дверью что-то грохнуло и Никита, уже замахнувшийся для следующего удара, замер и вопросительно уставился на Мурашова.
– В доме никого нет, – пожал плечами тот.
Никита помрачнел.
– Пойду, посмотрю, – он бросил плеть Мурашову и легко взбежал по лестнице. Виталий Александрович секунду смотрел ему вслед, потом повернулся ко мне:
– А мы пока, пожалуй, продолжим. Кто ты такая?
– Ненормальный идиот! – прошипела я. Тратить на Мурашова отточенные периоды матерной классики я не посчитала нужным. Все равно оценить не сумеет. – Придурок плешивый! Альбина, на раз, тебя, со всеми твоими серыми схемами, на чистую воду вывела! А еще в генералы среднего бизнеса захотел, бездарность! Только и умеешь, что над связанными девчонками издеваться!
– Ах ты, сучка! – обиделся он. – Ну, сейчас ты у меня получишь! Сейчас я тебе покажу, что я умею!
С Никитой этот номер у меня не прошел бы, а Виталий Александрович повелся. Не ожидая сопротивления, взбешенный, он приблизился ко мне на два шага – ровно на те два лишних шага, которые позволили мне до него дотянуться. И, когда Мурашов замахнулся, я снова зажала цепи в кулаках, резким рывком подтянулась на них, качнулась, оттолкнувшись от стены и, со всей силы, врезала ногами. Удар получился хороший – я попала Мурашову в живот и он, хрипло квакнув, отлетел почти к противоположной стене.
Мое настроение немного улучшилось. Я не жестокий человек, не злой, это вам каждый подтвердит, но вид безуспешно пытающегося восстановить дыхание, копошащегося на грязном полу Мурашова, доставил мне настоящее удовольствие. А если я не ошиблась, и шум наверху, действительно,
– Вот теперь я тебя порву, – прохрипел Мурашов поднимаясь. – Теперь ты у меня пожалеешь, что на свет родилась!
В этот момент, массивная деревянная дверь распахнулась и с грохотом стукнулась о стену. Мурашов подпрыгнул на месте и обернулся к лестнице:
– Что за черт?
– Морская пехота прибыла, – любезно пояснила я, глядя, как две темные фигуры скатываются по лестнице. – Руки вверх.
Ответить мне Виталий Александрович не успел – Кириллов, который ввалился первым, одним ударом свалил его с ног. Схватил за шиворот, поставил на ноги и ударил снова.
Гоша спустился чуть медленнее и остановился около меня.
– Ты как?
– А как ты думаешь? – вспылила я и сунула ему под нос запястья в железных браслетах. – Вынь меня отсюда!
– А чего сама-то? – удивился напарник.
Я насупилась и неохотно призналась:
– Отмычку уронила. Она где-то здесь валяется.
Против моих ожиданий, Гошка не съязвил, не разразился лекцией о правилах работы с отмычкой в нестандартных условиях, и даже не улыбнулся ехидно. Посмотрел на темный, грязный пол и заметил сочувственно:
– Бывает. Витька, прервись! Спроси у него ключ.
Кириллов врезал Мурашову еще раз, потом грубо встряхнул:
– Ключ от наручников, быстро!
Тот, закатив глаза, безвольно обвис в его руках и Витька, сплюнув, бросил его на пол. Наклонившись, быстро обшарил карманы:
– Нет у него ничего, давай так.
Дальше они с Гошкой действовали синхронно: одновременно достали отмычки, одновременно взяли меня за запястья – Гоша за правое, а Витька за левое, одновременно открыли замки наручников… нет, не совсем одновременно, Гошка был на пару секунд быстрее. Я не поверила своим глазам, когда увидела, что пальцы Витьки дрожат.
– Ты в порядке? – он, наконец, справился с замком.
– Какой порядок? – я смотрела на его бледное лицо и чувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. – Сижу здесь, как арестант какой! И где вас носило столько времени? Заблудились, что ли?
– Ритка, солнышко, имей совесть! – возмутился Гошка. – Маячок сработал в одиннадцать пятьдесят две, а сейчас двенадцать двадцать! Быстрее просто не бывает!
Я даже не обернулась к нему. Я не могла отвести взгляд от Кириллова, который продолжал держать меня за руку.
– Прости… – он притянул меня к себе. – Я так испугался… – пробормотал он, почти прижавшись губами к моей макушке. – Рита…
Я всхлипнула и подняла голову. Тогда Витька, этот противный тип, которого я, как всем известно, терпеть не могу, обнял меня еще крепче и поцеловал. Господи, как долго я этого ждала! И как это прекрасно – целоваться с Кирилловым, это еще лучше, чем мне помнилось!
Откуда-то издалека, из параллельного пространства, донесся голос напарника:
– Ребята, вы очень заняты?