Последний хранитель вечности
Шрифт:
– Так значит, все-таки мне! – Васильков улыбнулся и посмотрел на дядю Тимофея. – Ну… Я это образно, – опомнился дядя. – Вот такие вот сказки… – Вздохнул Тимофей Валерьянович, в воздухе повисла тяжелая пауза. – Еще по рюмочке? – спросил дядя. – Нет, спасибо, – ответил Паша. – Ничего страшного, – успокоил дядя. – Мы сейчас поужинаем, и всё будет в порядке. За ужином они говорили о пустяках, но Павлу казалось, что дядя что-то не договаривает. Он довольно ловко уходил от любых вопросов касающихся меча. Похоже, он сказал ровно столько, сколько было нужно знать Василькову, и ни слова больше. Когда прощались, уже в дверях, Тимофей Валерьянович записал Павлу три телефона и сказал, что эти люди смогут рассказать о мече гораздо больше, если только у него останется интерес. Так, с мечом, завёрнутым в плед, Павел вышел из подъезда и сел в автомобиль. Занятный у них получился разговор – сказка, рассказанная на ночь. «А здорово, наверное, было бы. Я спасаю мир!», – подумал Васильков, улыбнулся своим мыслям и повернул ключ в замке зажигания.
– В надежных молодых руках. Я отдал его, и просто так вы его теперь не получите. – Кто он? – настаивал гость. Подойдя к старичку, Капюшон схватил его за горло и приподнял на вытянутой руке. Ноги у дяди оторвались от пола, с них, издав лёгкий шлепок, свалились тапочки, что-то хрустнуло в шее. Тимофей Валерьянович давно понял свою обречённость и был готов к смерти. С того далекого дня, как он стал одним из рыцарей «Хранителей вечности», в глубине души был страх перед сегодняшней встречей. Тимофей Валерьянович даже не умел обращаться с мечом. Случай – и ты владеешь страшной тайной. Но в этом испуге не было трусости, и будь шанс начать всё сначала, то его поступки были бы такими же. Преодолев ужас, Тимофей попытался заглянуть под капюшон. То, что он там увидел, было похоже на бездну. В лицо ему пахнуло серой и гнилью…
Приехав домой, Павел развернул меч сразу же, как только захлопнул дверь. Он явственно представил, как принесёт его в клуб. Такого они еще не видели!
Меч на самом деле был великолепен. Сталь сверкала ярче солнца, серебряный эфес был виртуозной работы. Несомненно, та шпага, что хранилась в клубе, тоже была хороша. Не муляж – семнадцатый век и отличное состояние. Но по сравнению с этим, выглядела простой игрушкой. Павел достаточно далеко ушел в своих мечтах, как вдруг в них появился запах. Непонятный запах то ли гари, то ли еще чего. И такой стойкий и явственный, что он вернул его из сладких грёз на землю. Запах не исчез. Павел не на шутку испугался. Он прошел на кухню, включил свет и огляделся. Здесь было всё в порядке. Может быть, в комнате? – и Паша быстро двинулся туда. За закрытой стеклянной дверью, на фоне угасающего дня виднелся еле различимый силуэт. Вот тут Васильков перепугался еще сильнее. Держа меч перед собой двумя руками, он толкнул им дверь. Дверь распахнулась плавно и без скрипа. Вонь усилилась. Перед окном, глядя на улицу, стоял кто-то в черной рясе, подпоясанный белоснежной верёвкой, с капюшоном, натянутым на глаза. Вонь явно исходила от него.
– Какого хрена? – почти хрипящим от волнения голосом спросил Паша. – Всё может еще очень хорошо закончиться, – проворковал не званный гость. – Не надо заранее нервничать, и не стоит быть таким глупцом, как тот старик, от которого ты сейчас приехал. Гость повернулся к окну спиной, в наступавших сумерках его силуэт выглядел зловеще. – Что с ним? – дрогнувшим голосом спросил Паша. – Он умер, – искренне сожалея, сказал «капюшон». Он говорил плавно, на распев. – Сердце слабое, я не учел. А он был прав. Руки действительно молодые. Но вот надёжные ли? Ну, так что, договоримся по-хорошему или ты тоже будешь упираться?
– О чем договоримся? – спросил Павел и почувствовал холодный ветерок, пробежавшийся по его спине. Ноги подрагивали уже давно. – Отдай меч, гаденыш. А не то душу из тебя вытяну. По капельке. Для удовольствия. – А ключ от квартиры не дать? – спросил Паша, а потом подумал: Зачем ему ключ, он ведь и без него вошел. – Хм-хм-хм… – гадко хихикнул капюшон. – Ты правильно подумал – глупость сказал. А вот интересно, долетит твоя девка или у самолета керосин кончится?
– Паша вспомнил о Лене и его накрыло новой волной страха. – Отдай меч, и я оставлю вас в живых. – Тебе надо, так подойди и возьми! – почти прорычал Васильков. От страха не осталось и следа, были лишь злость и желание убить не прошеного гостя. Разрубить его на сотню маленьких частей. – Запросто, – пропел капюшон с улыбкой, и непонятно откуда появившейся меч сверкнул в его руках.
– А ты на самом деле смелый, – он больше не распевал. – И девка твоя долетела. Сейчас звонить будет. Звонок, как спица, проткнул Павлу сердце. На мгновенье он невольно отвлёкся на телефон, а когда повернулся обратно гость уже исчез. Паша нащупал выключатель и щелкнул им. Комната была пуста, лишь запах серы напоминал о том, что было в ней минуту назад. Телефон не унимался. Паша, покачиваясь, медленно подошел и поднял трубку.
– Да. – Привет, это я. Я прилетела! – радостно объявила Лена.
– Привет, я очень рад, – ответил Паша голосом пьяным, от адреналина.
– По голосу не скажешь.
– Я спал. Ты разбудила, – это первое, что пришло
– С кем? А то голос очень недовольный! – в трубке послышались жесткие нотки, назревал скандал.
– Да не с кем, просто спал, – резко ответил Паша. – Стоило звонить тебе первому, чтобы ты на меня орал, – фыркнула Лена и бросила трубку.
Какое-то время Паша стоял, прижав трубку к уху, и слушал короткие гудки, пытаясь вникнуть в суть происходящего. Ни одной мысли, даже мыслишки, не пришло ему в голову. Перед глазами стоял только Капюшон. Повесив трубку, покачиваясь на неверных ногах, Васильков пошел в ванную. Включил холодную воду, меч положил на раковину перед собой и большими глотками начал пить, пить, пить… Умылся. Постоял немного, опершись двумя руками о края раковины, наблюдая, как, закручиваясь винтом, стекает вода. Потом поднял голову, потянулся за полотенцем и замер. На крючке рядом с полотенцем висел медальон, подаренный ему Джульеттой. Глаза начали медленно расширяться, на медальоне был изображен рыцарь, преклонивший колено. Сняв блесенку с крючка, Васильков поднес её к мечу. Изображения совпадали во всём! Паше стало нехорошо. Непонятная смесь чувства страха, бешенства, собственной глупости, ничтожества и… и восторга. – Что здесь происходит?! – заорал Паша, глядя на своё отражение в зеркале. Первая мысль, которая оказалась более или менее ясной, это то, что сказала Джульетта, даря ему медальон: «Он спасает душу». Тут же припомнилось обещание Капюшона вытянуть из него душу по капельке. Дрожащими руками Павел быстро надел медальон. Наверное, это выглядело очень глупо, но ему стало намного легче. Легче от одной мысли, что хоть что-то тебя защищает, когда все против тебя. Держа меч перед собой двумя руками, он сделал, пусть несмелый, но твёрдый шаг вперед. Чего он боится, ведь гость уже ушел? В крайнем случае, можно всё еще раз проверить. В доме горели все лампочки, которые только были. Со стороны это походило на непонятный ритуал, но какое сейчас значение это имело. Ему просто было страшно, как в детстве, когда он просыпался ночью один в тёмной комнате. Как в детстве, когда за проделки бабушка запирала его в тёмном чулане и пугала Бармалеем. Как в детстве… Да, это было похоже на сказку, только в ней уже умер один человек, умер по-настоящему, не понарошку. Никого. Если никого нет, значит ему некого бояться. Некого бояться. Эта мысль бесконечно повторялась в голове. Паша прошел на кухню и, не выпуская из рук меча, поставил на плиту чайник. Было уже далеко заполночь, но не было никакой связи с реальным течением времени. Васильков сел на табурет и прислонился спиной к холодной стене. Сначала изредка, а потом всё чаще его тело начало вздрагивать. Изгибом локтя Паша закрыл глаза и, склонившись над столом, заплакал. Заплакал навзрыд, только слёз не было, и от этого чуть мокрые глаза очень сильно болели. Василькову было страшно. Очень страшно. Чайник вскипел, чай заварился. Сидя на кухне, держа в одной руке меч, а в другой кружку с чаем, Васильков провёл ночь и начало утра. В конце концов, у него получилось уснуть. Солнце уже стояло в зените, а от дневного сна болела голова. Жмурясь от боли, Паша сел на край дивана.
– Приснится же такая гадость! – громко сказал он и растер лицо руками. Паша наклонился, чтобы поднять с пола брошенную вчера рубаху. На шее что-то болталось. Он опустил взгляд и замер. Испуг? Последнее время Васильков начал привыкать к этому чувству. К сожалению, это был не сон. В памяти стали всплывать подробности вчерашней ночи. Всё, что произошло, казалось нелепым и слишком странным. Паша напряг память и постарался подчеркнуть главное из того, что произошло вчера. Позднему гостю нужен был меч, и его он точно не получит. Как с ним бороться, Паша не знал, поэтому сейчас был бессилен, но меч не он отдаст. Ни-за-что!
Эта сволочь поссорила его с Леной. Надо поехать и поговорить с ней. Если и не рассказать все, то, по крайней мере, попробовать объяснить. Паша оделся, положил меч в чехол от рапир, он поместился с трудом, и поехал к Лене. К тому же нужно было узнать про Тимофея Валерьяновича. В глубине души Паша надеялся, что он жив. По дороге к Лене Васильков надеялся, что ничего серьёзного между ними не произошло – небольшая ссора влюблённых. Как-то раз они месяц не разговаривали, поцапавшись из-за пустяка. Вот и сейчас всё выглядело так же глупо. Человек перелетел через океан и прямо из аэропорта звонит любимому, но в ответ слышит не то, на что рассчитывал. Паша надеялся, что всё сможет объяснить. Лена очень много значила в его жизни. Ночной визит отошел на второй план. Выйдя из автомобиля, Васильков чуть было не забыл меч. С чехлом наперевес, он бежал вверх по знакомой винтовой лестнице. Остановившись перед заветной дверью, Паша сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух из лёгких. Не поворачивая головы, по привычке поднял руку до той высоты, где находился звонок. Дверь открыла мама Лены. Глаза её были заплаканными, лицо серым. Паша понял, что смерть дяди – это правда.
– Здравствуй, Паша, – прошептала она дрожащими губами и пропустила его в квартиру. – Что случилось? – спросил Васильков, и ему сразу стало противно от этой фальши, ведь он всё уже знал. – Тимофей Валерьянович умер, – ответила Зинаида Михайловна, и из её глаз снова потекли слёзы. – Сердце остановилось. – Жаль. Хороший был старик, весёлый, – сейчас Паша говорил искренне, дядя, на самом деле, ему нравился. – Я был у него вчера вечером. Коньяк пили…
– А ночью умер, – проплакала мама. – Лена дома?