Последний хранитель вечности
Шрифт:
Прошел почти месяц, прежде чем дядя Лёша смог что-то узнать. День был отвратительным. Позавчера выпал первый снег. Он пролежал два дня, а сегодня с утра начал таять. Небо было пасмурным, солнца не показывалось. Температура поднялась выше ноля градусов на пять, поэтому всё потекло. На улице запахло весной, но мерзкое небо да слякоть в придачу мигом отрезвляли. Вдобавок после обеда пошел мелкий дождь. Паша лежал на диване, у него сегодня выходной. Уже три недели как он работал грузчиком в магазине. Год назад, почти в два часа ночи, он остановился возле человека стоящего на обочине дороги с канистрой в руке. Раньше Васильков принципиально не делал этого. Он считал, что нужно следить за машиной, и тогда она будет ездить, тем более бензин. Тянут до последнего, потом попрошайничают. Но этот человек стоял с канистрой и без шланга, может, это и толкнуло Пашу остановиться. Андрей, так звали ночного пассажира, попросил подвезти до ближайшей бензоколонки. В его «Жигулях» отвалился шланг подачи топлива. Хватился Андрей лишь тогда, когда загорелась
– Открыть дверь, – сказал один из слушателей. – Ошибка, – возразил Лукьянов. – Убить человека не так просто и если кто-то на это решился, то число жертв значения не имеет. Тем более два свидетеля. Заложник – это его козырь до тех пор, пока он жив. И просто так он его не выкинет, если, конечно, не псих. А действие психа предугадать невозможно. Так что тяните время, звоните в органы. – А за дверью пусть убивают? – спросил другой слушатель. – Вы открываете дверь – и уже два трупа. – Всё лучше, чем прятаться за дверью, – сказал третий, и в классе завязалась оживлённая дискуссия. – Поймите, человек с ножом, встретивший вас в подворотне, всё равно заберёт кошелёк, даже если придётся вас зарезать. Поэтому, мне кажется, лучше отдать кошелёк и остаться в живых. – Нихай пробуить. – Бондаренко, тебя и ломом с ног не свалишь. А мы говорим про токаря. – Но с ножом ты один на один, а за дверью близкий тебе человек. – Ну, это вам вроде домашнего задания, – продолжал Лукьянов. – Завтра обсудим, до чего додумались. А на десерт вам… Похожая ситуация. Вы в бронемашине, с вами заключенный, а за дверью террористы. Террористы требует освободить заключенного. Они даже показывает решительность, ранят заложника. У кого-нибудь есть варианты?
– Хорошенькое дело. Я при исполнении и обязан сделать всё, чтобы сохранить жизнь заложнику. То есть я пытаюсь выполнить требования налетчиков, тут без вариантов. – А как вам такой вариант. Я не настаиваю, но поступил бы именно так. Объясните террористу, что смерть заложника – это смерть заключённого. Ваше оправдание – попытка к бегству. Они пришли его освободить, значит, заключенный нужен живым.
– Иными словами, Алексей Григорьевич, вы предлагаете убийство? Пусть он зек, но это всё равно убийство. – Я предлагаю спасти две жизни. Как только вы откроете дверь, вас тоже убьют. Преступники сотню раз всё обдумали заранее, чтобы потом не думать. Ваши действия не вкладываются ни в одни расчеты. Они ошарашены подобным поворотом событий. А в это время к вам уже спешит помощь. Повторяю, это моя точка зрения. Подумайте, и завтра вернёмся к этому случаю. Вопросы есть? – спросил полковник, и после небольшой паузы: – Вопросов нет. Все свободны. Бойцы вышли, и в классе остались двое. Лукьянов сел на стол, сцепил пальцы в замок и сверлящим взглядом смотрел на Павла. Васильков, как ни в чем, ни бывало, с легкой улыбкой смотрел дяде Леше прямо в глаза. – Ответь мне, мил человек, на один вопрос: почему ты ищешь этого деда?
– Это что – допрос?
– Допрос, допрос. Пока мы его искали, открылись интересные факты. За четыре месяца умерли шесть его знакомых. Возраст – от тридцати двух до семидесяти.
– Однако… тенденция… – сказал Паша, а про себя отметил, что знает всего о трёх. – Ну ладно, остряк! Сначала, дядя Лёша, помоги, а как что-то рассказать – язык в заднице!
– Позже полковник, чуть позже. Да и ты всё равно не поверишь. – Смотри, паря, с огнём играешь. Как бы седьмым не стать. – Я очень стараюсь. Поехали, а? А то, может, это и не он. – Хм, – усмехнулся Лукьянов. – Я ошибаюсь раз в десять лет. Последний раз прошлой весной. Так что за девять годков можешь не бояться. Они вышли на улицу. Мелкий дождь продолжал моросить и природа оставалась гадкой. – На чьей поедем?
– На моей, конечно, твою еще греть надо, – отозвался Паша. Полковник, собственно, не возражал. Они сели в старенький Фольксваген, мотор заурчал с полуоборота. В его звуке послышалась готовность ехать хоть на край света. Лукьянов не завидовал владельцам иномарок, но его всегда мучил один маленький вопрос: почему ВАЗу или ГАЗу не делать такие же добротные машины?
Паша медленно тронулся с места и, включив правый поворотник влился в поток. Так же как и погода, дорога была отвратительной. Бесконечные пробки, грязь из-под колес впереди идущих авто. Чайники метались из стороны в сторону. Складывалось впечатление, что там, куда Васильков и дядя Леша едут, день отрытых дверей. – А здорово было бы сейчас с сиренкой, с проблесковым маячком да по встречной…
– помечтал в слух Паша. – Всё-таки надо было ехать на твоей!
– Использование служебного положения в личных целях. – Перестань, начальник, мы же на работе. Ищем без вести пропавшего человека. Ты мне лучше вот что скажи, там, в классе ты это серьёзно?
– Про террористов?
– Да. – Вполне. А ты что, хочешь возразить?
– Доктрина, конечно, интересная, надо запомнить. Внезапность, вообще, дело хорошее. Только… А если этот придурок и в правду, возьмёт да и выстрелит?
– Я же говорил, они никогда не оставляют свидетелей, поэтому не открыть – уже выигрыш. Сложнее в частном случае, когда за дверью твоя жена или ребёнок. Продолжая беседовать на эту миленькую тему, они не заметили, как проехали оставшуюся часть пути. Лечебница выросла как-то сразу. Её окружал высокий бетонный забор, серого цвета, с мокрыми подтеками от дождя со снегом. Проходная была рядом с электрическими воротами, у её двери лениво болтали два здоровенных охранника. Лукьянов предъявил удостоверение и после непродолжительной беседы их пропустили на территорию. В руках у Василькова был зачехленный меч. Сначала Паша с Лукьяновым зашли в приемный покой и узнали, в каком отделении находится Смирнов, а потом отправились искать нужный корпус. Территория больницы была просто нашпигована охраной.
– Жуткое место. Навевает тоску и уныние, – заметил Паша. Полковник подтвердил согласие кивком головы. У входа в корпус процедура с удостоверением повторилась. По лестнице, выкрашенной в отвратительный грязно-зеленый цвет они поднялись на третий этаж. На звонок дверь долго не открывали. Наконец прибежал санитар и впустил посетителей. Их провели по коридору в кабинет главврача. Милая женщина лет сорока, в белом халате, при встрече приветливо улыбнулась. В её больших глазах читалась многодневная, накопившаяся усталость. Она коротким, присущим только психиатрам взглядом, оценила посетителей и сделала выводы, как показалось Паше, не в пользу гостей. – Здравствуйте. Капитан Лукьянов, подразделение по борьбе с терроризмом. Мы хотели бы видеть Смирнова Марка Григорьевича. Он может рассказать нам очень важные подробности и помочь следствию. – Мне очень жаль, но, похоже, вы зря сюда приехали, – ответила Ольга Николаевна. – За всё время, как он здесь находится, мы не услышали ни одного слова.
– Но может все-таки стоит попробовать? – мягко настаивал Лукьянов. – Вдруг нам удастся его разговорить?
– Ну что же… – сказала Ольга Николаевна в некоторой нерешительности, – попробовать можно, но вот поговорить…
Санитар, кивнул головой и ушел. Через минуту в дверь постучали, и после небольшой паузы санитар вкатил кресло-каталку. На ней сидел худощавый небритый, осунувшийся старик, с неподвижным взглядом. Даже не седой, а скорее белый. Тёмно-синяя пижама, с узкой полоской серой материи на кармане, на которой была написана фамилия больного и отделение, еще сильнее подчеркивали безнадёжность этого удручающего зрелища. Васильков с Лукьяновым молча смотрели на старика. Ольга Николаевна с профессиональным интересом наблюдала за происходящим. – Он? – спросил полковник и перевёл взгляд на Павла. – А Бог его знает, – растерянно ответил тот. – Не понял… Ты что, его ни разу не видел?
– Нет… А можно мне остаться с ним одному? Я уверен, мы всё узнаем. – Молодой человек, вы, вообще, понимаете, что делаете? – спросила Ольга Николаевна. – А это возможно, оставить их? – поинтересовался Лукьянов у врача. – Похоже, старичок просто нас стесняется. – Хорошо, – почти сразу же согласилась Ольга Николаевна, – только недолго. Дядя Леша, врач и санитар вышли в коридор, и Паша остался со Смирновым один на один. Волнение переполняло его, комок подступил к горлу. Взгляд же старика оставался непроницаемо стеклянным, смотрящим куда-то в пустоту. Паша закрыл дверь на замок. Теперь им никто не помешает. Он присел напротив Смирнова на корточки и никак не мог найти слово, с которого следует начать расспрос. Да и не в начале было дело. Васильков боялся, что перед ним сидит не тот, кого он ищет.
– Похоже, вы привыкли не замечать вопросов, – наконец заговорил Паша, – и я сразу же начну с доказательств. Надеюсь, что вы именно тот, кто мне нужен. Я последний из рыцарей «Хранителей вечности». Васильков извлёк из чехла меч и, взяв его за лезвие, поднес к скрюченному человечку, из сумасшедшего дома. В глазах старика затеплился огонёк, губы дрогнули, пальцы рук слегка шевельнулись. – Да. Ты последний «Хранитель вечности» в этом мире, – вдруг заговорил Смирнов, – а он не единственный. Его скрипучий голос дребезжал, и от этого косяк мурашек пробежал по спине Павла. От волнения у него немного закружилась голова, в горле пересохло, и Васильков проглотил лишь комок воздуха. – Я всё знаю про Тимофея, Покровского и про остальных. Мне опять удалось спрятаться. Мне вообще всегда везло и я их обманывал. Капюшон – прямой как рельса. У него отсутствует творческое начало, им меня не достать. И летописи им не видать как своих ушей. – Летопись, – прервал его Паша, – где она?