Последний Исход
Шрифт:
Старик схватил девчонку за волосы и принялся наматывать их на кулак.
– Ах ты грязное отродье! – шипел он, разбрызгивая слюну. – Как ты посмела сесть на мою сумку?! Да ты знаешь, что ее содержимое бесценно!
В этом Арлинг уже убедился. Он сглотнул и заставил мышцы шеи расслабиться. Ему не было дела до этой нарзидки, и он не просил помощи. Но разжать зубы с первого раза отчего-то не получилось.
– У нас нет на это время, Сол, – вмешался Азатхан, выдергивая нарзидку из рук разгневанного старца. – Буря вот-вот накроет лагерь. Заканчивай с зельем, а я разберусь с этой. Как тебя зовут?
– Дия, – пропищала девчонка, и Регарди показалось, что она посмотрела в его сторону. – Дия
И тут до Арлинга дошло. Нарзидка обращалась не к Азатхану – она говорила ему. Дия из Балидета, та самая девочка, в которую ему когда-то приказал метать ножи Сейфуллах на потеху публике. Она запомнила слепого халруджи, который гасил свечу ножом на ее голове, и теперь узнала его. Неужели все время, с тех пор как ее забрали из Балидета, она прожила здесь, на границе пустынь Холустая и Карах-Антара?
А ведь Балидет был и ее городом тоже.
Чувствуя, что она смотрит на него, Арлинг медленно кивнул. Какая странная ирония – он метал в нее ножи, она брила его опасной бритвой. Итак, Дия из Балидета, зачем мы встретились?
Наверное, Дие грозила бы порка, но Азатхан не успел вынести приговор – на улице раздались крики:
– Тушите костры! Буря! Все в укрытия!
– Проклятье, – пробормотал Сол. – Мне осталось совсем немного.
– Успеешь, – успокоил его Азатхан и, отпустив девчонку, процедил:
– Проваливай, я потом с тобой разберусь. И не надейся, я тебя запомнил.
Дия выскочила из шатра, забыв и кувшин, и сверток с полотенцем, и бритву. Арлинг чувствовал, как на его крошечном лезвии пляшут отблески костра. Нарзидка оставила ему много бесценных подарков. Медленно завалившись на бок, он придвинулся ближе к лезвию.
– Даже не думай, – прошипел Азатхан, и, сделав шаг, отбросил бритву ногой в сторону.
Арлинг уткнулся лицом в ковер, изображая разочарование. Бритва была ему не нужна, но обманный маневр сработал. Той секунды, что полукровка отвлекся на лезвие, хватило, чтобы Регарди успел проглотить с ковра пару стручков акации, которые он положил туда, когда Азатхан разбирался с Дией. Остальную акацию он спрятал за поясом, надеясь, что его не станут обыскивать. Терпкий сок обжег язык и гортань, из глаз брызнули слезы, нестерпимо захотелось пить. Впрочем, все неудобства можно было стерпеть, однако на будущее стоило запомнить, что акация по вкусу напоминала перец.
Самум был уже близок. В лагере суетились, закрепляли и опускали к земле палатки, тушили костры, привязывали животных, но Арлинг чувствовал, что буря обещала быть несильной. Хотелось надеяться, что главные самумы его жизни остались позади. В груди росло странное, необъяснимое чувство – оно требовало ответа, которого у него не было. Они встречались с Дией всего раз, и тот случай ни для кого из них не стал приятным воспоминанием. Однако теперь она помогла ему – просто так. Может, Дия сделала это из чувства ностальгии? Потому что они были из одного города?
Когда старик поднес плошку к его губам, Арлинг безропотно выпил ее содержимое до дна. После стручков красной акации зелье Сола показалось ему вкусным бульоном. Опустившись на подстилку, он медленно расслабил тело – начиная с пальцев ног и заканчивая кожей головы на макушке. Стараться не пришлось. Ему казалось, что его укутали теплым покрывалом, причем не только снаружи, но и изнутри.
Азатхан присел рядом и долго всматривался ему в лицо, словно стараясь прочитать его мысли.
– Он еще не уснул, – заметил полукровка. – Так надо?
– Полного сна не будет, – пробурчал Сол. – «Лунная Крошка» избавляет от всех ощущений, в том числе, болевых. Никаких эмоций, желаний, действий. Скажешь ему,
Спасибо тебе, старик, за объяснения, подумал Арлинг, надеясь, что Азатхан не станет проверять действие снотворного. Зелье немного притупило чувства, но тело ощущало себя вполне привычно. Регарди осторожно согнул пальцы на ногах – они послушались. Чувства и желания тоже сохранились: ему хотелось есть и спать, но больше всего – насадить полукровку на его собственный кинжал, который он извлек из ножен.
Перевернув Арлинга на спину, Азатхан задрал его рубашку кончиком джамбии.
Ты мертв, велел себе Регарди, чувствуя, как холодное лезвие ползет по груди. Оно установилось у шеи в районе ключицы и стало медленно вдавливаться в кожу. Арлинг услышал запах собственной крови – теплая струйка скатилась по плечу и впиталась в подстилку из верблюжьей шерсти. Он ощущал боль от прокола, но слуга Подобного был наивен, полагая, что укол саблей может быть для него болезненным.
– Хмм, – неопределенно буркнул Азатхан, убирая клинок. – Кажется, точно заснул. Ладно, старик, отвечаешь за него головой. Думаю, буря закончится к утру, разведчики обещали, что она будет недолгой. Я проверю вас, как только наступит затишье. И не вздумай напиваться, как в прошлый раз. Высеку вместе с той нарзидкой, ты понял?
– Понял-понял, – пробурчал шаман, устраиваясь на одеялах.
Азатхан еще раз проверил кандалы на руках Арлинга и вышел из шатра, впустив внутрь горячий ветер с песком и пылью.
– Глаз с шатра не спускать, – раздался снаружи его голос, – и мне плевать, если вас с головой засыплет.
Охрана – три керха и один восточный нарзид – что-то промямлила. Арлинг чувствовал, как его ненавидят. Он их понимал: кому хотелось стоять на страже в пылевую бурю?
Между тем, шаман выдернул из-под него верблюжью шкуру и утащил в гнездо, которое свернул из всех имеющихся в палатке покрывал и подстилок. С кряхтением устроившись в этом клубке, Сол сделал пару глотков из бутылки с моханой и, натянув на голову плащ, затих. Может, он надышался парами зелья, может, подействовала кучеярская водка, а возможно, старику просто хотел спать, потому что очень скоро с его стороны раздался храп. По громкости он мог состязаться с ревом самума, который, наконец, достиг лагеря. Стены палатки тонко дрожали под напором ветра, но, похоже, были укреплены достаточно прочно, чтобы выдержать натиск непогоды.
Арлинг подождал еще несколько минут, после чего принялся разогревать суставы в запястьях. Тело слушалось хорошо, слабая немота в конечностях исчезла. Кажется, он не ошибся насчет свойств акации. Еще одно спасибо иману, которое он никогда не сможет сказать. Через полчала Регарди освободил руки из кандалов, протащив кисти через железные обручи. Кандалы на лодыжках он трогать не стал, ведь побег не входил в его планы.
Сев, Арлинг сложил руки на колени и глубоко вздохнул. К утру он вернет кандалы на место, но эта ночь пройдет для него на свободе – пусть и частичной. Акация не только устранила действие зелья, но, похоже, лишила его сна на долгие недели вперед. Хотелось вскочить, закричать, зарыться руками в песок по самые плечи, забрать у Сола верблюжью подстилку и ею же удушить его прямо там – в куче подушек. Потом выйти в бурю и отдаться на волю солукрая, который медленно закипал в крови, требуя освобождения. Пусть потом Джаль-Баракат пожинает плоды своего воображения. Как он там говорил? Слепой Арлинг ненавидит зрячих врагов, поэтому вырезает у своих жертв глаза? Пожалуй, он мог это устроить. Самум не помеха слепому васс’хану. Обвязать голову платком и нырнуть в стихию – перерезать охрану, распугать верблюдов, испортить припасы.