Последний Исход
Шрифт:
***
Утром Аттей уехал.
– Это мой тридцать пятый поход, – сказал он при прощании. – За всю жизнь я привел в Пустошь семьдесят учеников, но очень немногие стали серкетами. Думаю, причина в солукрае, ведь, говорят, мы не знаем истинного учения Изгнанного. Раньше я оставался в Пустоши на все время, пока мои ученики проходили Испытание. Или не проходили. Сейчас не могу. Мне кажется, я, как Нехебкай, застрял между миром богов и людей. Словно Индиговый, я стремлюсь к людям, к жизни, люблю шумные кучеярские города и школу,
– Спасибо, Аттей, но мое место рядом с моим первым учеником, – покачал головой Арлинг. – Я дождусь его исцеления и отправлюсь назад, как только он пройдет Испытание. Или не пройдет.
На том и расстались.
Веор, серкет, приставленный помогать им, предложил Арлингу выбрать любую из соседних комнат-пещер, которые, как выяснилось, пустовали, но Регарди попросил оставить его в зале с учениками Аттея. Интуиция подсказывала, что соседство с ними могло быть полезным.
– И много здесь «незанятых» комнат? – спросил халруджи Веора, когда тот принес ему завтрак. В корзине было каша из проса и пресный хлеб с несоленым сыром, из чего Арлинг сделал вывод, что серкеты избегали специй и пряностей, которые составляли основу рациона любого кучеяра.
– Много, – со вздохом ответил Скользящий. – На все воля Нехебкая. Раньше мы жили в нижнем ярусе, но после того как его затопило озеро, перебрались наверх, в башню. Учеников решили оставить там же, где и всегда. Года идут, а в этом месте ничего не меняется, только людей становится меньше. В этой комнате еще лет пять назад разместили бы человек пятьдесят. И все соседние были бы заняты.
– Из-за войны? – спросил Арлинг, уловив плохо скрытую тоску в голосе серкета.
– Война нас не касается, – криво усмехнулся Веор. – Мир остается по ту сторону рва. Здесь, в Пустоши, своя вселенная. А вот школ уже меньше. Одни закрываются, другие… гибнут.
Серкет задумался. Замолчал и Арлинг, стараясь проглотить внезапный ком в горле. Не важно, какие школы имел в виду Веор, но ему вдруг послышались шаги учителя на песчаной дорожке Огненного Круга.
– Нет, Каратель ни при чем, – продолжил Скользящий. – У него своя миссия, у нас своя. Виноватых здесь не найти. Они просто умирают. На все воля Нехебкая.
– Кто умирает? Ученики? – переспросил Арлинг, пытаясь уследить за мыслями серкета.
– Испытание Смертью, – понизив голос, прошептал Веор. – Сейчас его проходят немногие. Очень немногие. Я принесу вам обед сюда же, – серкет резко сменил тему. – У озера ходите осторожней. Берега скользкие.
– Мне не хотелось бы причинять неудобства столь гостеприимным хозяевам, – поклонился ему Арлинг, благодаря за заботу. – Есть ли какие-то помещения, куда мне заходить не следует? Здесь столько комнат…
Регарди показалось, что Веор взглянул на него с любопытством.
– Вы очень тактичны, но не беспокойтесь. Озеро с залом и примыкающие к нему комнаты открыты для всех. Это место для учеников, которые готовятся к Испытанию Смерти. Здесь вы можете ходить везде.
Ответ Веора Арлинга не обрадовал.
Едва Аттей покинул Пустошь, как всех учеников куда-то увел один из воинов Нехебкая, который накануне встречал их вместе с настоятелем Бертраном. Арлинг запомнил его по сильному травяному запаху волос, собранных в косы. При ходьбе они шелестели по накидке, помогая улавливать его движения. Молодые кучеяры вернулись через пару часов, оживленные и взбудораженные. Догадываясь, что им рассказывали об Испытании Смертью, Арлинг притворился спящим и приготовился слушать. В последнее время это было единственным, что у него получалось неплохо.
– Аттей ничего не говорил о порогах! – возмущенно шептал один мальчишка. У него был ярко выраженный южный акцент, и Регарди предположил, что он мог быть из Муссавората. Или даже из Балидета.
– Тише, Цуф, драгана разбудишь, – зашипел на него другой ученик, от которого пахло кислым и прогорклым. Арлинг не сразу догадался, что то был запах знаменитой самрийской тянучки, которую обожали все жители столицы. Странно, что кучеяр взял ее с собой в Пустошь, обитель, отрезанную от мира и его привычек.
– А ты его не обрывай, пусть, что хочет, то и говорит, – вмешался в разговор третий ученик. У него был заложен нос, отчего он слегка гнусавил. – Мы все слышали – кто пройдет пороги, тот и будет допущен к Испытанию. Не думаю, что это будет труднее перехода через такыр. Похоже на моральную подготовку.
– Ничего себе моральная подготовка! – снова возмутился Цуф. – Ты, Ваней, опять все попутал. Нижний порог я еще понимаю, у него и название немудреное – «Сила». Наверняка, будут тренировки, может, учебные бои, хотя я воином Нехебкая становиться не собираюсь, и мне они точно не нужны. Со вторым сложнее. Кто помнит, что он говорил о «Хаосе»? Я запомнил только про боль. Бить будут? Резать? Непонятно как-то.
– Меня лично третий порог интересует, – протянул гнусавый. – «Любовь». Что знают о любви монахи, которые всю жизнь провели под землей? Один учитель как-то рассказывал, что среди них много обратных, ну тех, кто с мужчинами. Может, это проверка?
– Во-первых, порог называется «Искушение плоти», а не «Любовь», – поправил его кучеяр с самрийской тянучкой. – Это разные вещи, знаешь ли. А во-вторых, побольше уважения, ты ведь сам хочешь стать серкетом. О жрецах всякое болтают… Ты каждому слуху верить будешь?
– Лично я для себя давно решил, что после Испытания, стану учителем. Как Аттей. Открою свою школу, наберу учеников.
– Ты сначала Испытание пройди, – перебил его Цуф. – Ваней прав, пороги, это лишь проверка. Присматриваться будут, оценивать. Зачем серкетам лишние мертвецы? Их сейчас и так в мире полно.
– Хватит трепаться, – вмешался молчавший до этого парень. – Лучше помолимся Нехебкаю и будем спать. Баал-дар обещал прийти рано. Что толку гадать, завтра все и узнаем.
– Мы восхищаемся сияющей славой Нехебкая, Господа нашего, да вдохновит он нас на преданность, силу и понимание. В служении ему – совершенная свобода, – забормотали будущие серкеты.