Последний Исход
Шрифт:
«Контролирую солукрай, ведь не зря же я два месяца копал песок», – произнес он про себя, а вслух сказал:
– У них ножи, и их больше. Не хочу, чтобы они причинили тебе вред. Лучше сделать так, как они говорят.
И с этими словами Арлинг аккуратно вынул из ее ушей серьги, украшенные крупными жемчужинами. Он был уверен, что Альмас ни за что не согласилась бы расстаться с ними добровольно, и тогда не обошлось бы без неприятностей.
– Больше у нас ничего нет, – сказал он, передавая кожевнику деньги и серьги Альмас. – Сами видите, мы не на рынок собирались. Прошу вас не убивайте. Мы даже стражу позвать не сможем, сейчас все до последнего гуляют.
– А то мы не знаем, – хохотнул кожевник. – Ладно, голубки, с новым годом!
Когда кучеяры с шумом исчезли среди листвы, Альмас влепила Арлингу
– Эти серьги подарил мне иман! – закричала она. – Ты ведь мог порвать этих разбойников одной рукой на куски. Они ведь даже не воины. Никогда не поверю, что ты испугался каких-то отщепенцев. Что ты молчишь?
Арлинг и сам не знал. Да и что он мог ей сказать? Что отдал ее серьги, потому что испугался себя? Что боялся проучить горстку оголодавших и обезумевших от войны людей, а потом оставить в роще их трупы с вырванными глазами? Так, кажется, он поступил с керхами в той деревне под Фардосом. Нет, он не мог упустить последний шанс, который дал ему учитель. Уж лучше пусть злится Альмас.
Девушка ушла домой одна. Арлинг следил за ней на расстоянии, держась в тени домов и деревьев, а когда она благополучно скрылась в дверях дома, направился не к своему шатру, а к выходу из города.
Регарди знал, как проведет остаток этой новогодней ночи. Он отправится в самый дальний оазис за Балидетом и будет тренироваться там до утра – учиться управлять солукраем и своей жизнью.
Истинный воин живет здесь и сейчас, не волнуясь из-за того, что было в прошлом или случится в будущем. Он мастер не только смерти, но и жизни. Арлинг знал, что учиться этому ему еще долго.
***
Рабочие добрались до первого яруса Алебастровой башни и теперь рыли траншеи на улицах, вгрызаясь в барханы, словно песчаные кроты. Ощутить все масштабы трагедии стало возможно только тогда, когда появились мостовые. Балидет никогда не казался таким безгранично огромным. Вырытые в песке тоннели уходили в никуда, заканчиваясь гигантскими барханами, упирающимися в небо. Песчаные стены вздымались по бокам, словно навеки застывшие гигантские волны. Но страшнее всего была тишина – оглушающее молчание в домах, куда рабочие проникали через окна или освобожденные от песка двери. Некоторые здания обвалились, не выдержав тяжести песка, но были и такие, которые уцелели, превратившись в полые каменные гробы для своих жильцов. Многие семьи надеялись укрыться от бури дома, ведь они делали это веками. Никто не ожидал, что на Балидет обрушится король бурь, великий самум по имени Нехебкай. Арлинг старался избегать раскопок в домах. Воздух смерти, которые вырывался оттуда навстречу спасателям, убивал его обоняние, навевая воспоминания о живых мертвецах в Туманной Башне.
По мере того как рабочие углублялись в пески над Балидетом, случаи обвалов стали чаше. Ветер периодически засыпал нижние участки, и тогда начинали копать заново. Вода с крыши всегда льется вниз. Арлинг не верил в то, что Балидет будет освобожден от песка и в глубине души радовался, когда утром они находили обрушенные туннели.
Пока рабочие Сикта-Иата сражались с песчаной стихией, в мире продолжала бушевать война. Иман оказался прав. Каратель нарушил договор, заключенный с самрийскими властями, и осадил столицу, появившись оттуда, откуда его не ждали – с моря. Прекрасно оснащенные боевые корабли за пару дней превратили большую часть города в развалины. Пехота и кавалерия Карателя одновременно атаковали с суши, внезапно явившись со стороны Маленькой Пустыни. Если бы не войско Жестоких, которые, не дождавшись противника в Иштувэга, двинулись к столице, Самрия была бы взята в первую неделю осады – не помогли бы ни мощное двойное кольцо стен, ни регулярная армия, ни запасы воды и пищи. Те корабли драганов, которые Канцлер послал на помощь южным провинциям, не смогли пробиться сквозь оборону Карателя. Остальной же флот согдарийцев застрял в Арвакском море – на его традиционную переброску по суше не было времени. И здесь на сцене весьма удачно появилась Белая Мельница с арвакскими боевыми кораблями. Их нападение на флот Карателя одновременно с атакой пехоты повстанцев могло стать тем чудом, которое помешало бы падению Самрии, в котором уже никто не сомневался. По слухам, ходившим в Сикта-Иате,
Несмотря на то что все жители Сикта-Иата были повстанцами, мечтающими об освобождении Сикелии от драганов, Самрия оставалась столицей южного континента, и угроза ее захвата отразились на настроении всех кучеяров. Из города уехали почти все северяне, и Арлинг как никогда остро ощущал свое национальное одиночество. Однажды кто-то подсмотрел, как он бегал вокруг старого Балидета, и с тех пор за Регарди закрепилось прозвище колдуна. В том, что в долине давно не было дождя, что пала скотина, что рухнула стена нового дома, что заболел чей-то ребенок, что на войне убили брата соседки – во всем был виноват слепой драган. Все слухи о себе он узнавал через керхов, которые с удовольствием собирали их и с еще большим удовольствием пересказывали. Кочевникам льстило, что драганский колдун предпочитал покупать хлеб и молоко у них, а не на рынке.
Регарди знал, что его не забили камнями и не подстроили смертельного несчастного случая только благодаря Альмас, которая была, наверное, единственной в Сикта-Иате, не желавшей ему смерти. Мелких неприятностей вроде поджога его шатра хватало. Палатка не сгорела лишь потому, что Арлинг с утра вымочил в воде верхний полог, чтобы предотвратить накаливание от дневного зноя. Однако латать дыры и подпалины ему пришлось неделю.
С того злосчастного новогоднего вечера, когда они поссорились с Альмас, минуло две недели – девушка с ним не разговаривала. Несколько раз он приходил к ее дому, но она лишь кивала ему и быстро уходила, отгородившись стеной телохранителей. После третий попытки Регарди сдался, решив, что так будет лучше для всех.
Тот день ничем не отличался от остальных. Он заканчивал чистку нижнего зала Алебастровой Башни, когда его позвал бригадир. Арлинг не любил толстого кучеяра и не стал торопиться, подозревая, что тот хотел отправить его грузить мертвецов на телеги. Никто не любил эту работу, и Арлинг, как человек, который не пользовался симпатией бригадира, делал ее чаще других.
Однако когда он выбрался по веревкам на поверхность – неспешно и с остановками, то понял, что ошибся. На бархане в окружении всадников на верблюдах его ждала Альмас. Девушка закрывалась от зноя легким зонтом, но даже на расстоянии ощущалось, что ей было плохо под раскаленным солнцем. Арлингу стало стыдно, что он заставил ее ждать, и он преодолел оставшееся расстояние бегом. Учитывая нежелание Альмас общаться с ним, у него было только одно объяснение – что-то случилось с иманом.
– Нужно пройтись, – заявила девушка, не поприветствовав его и тем самым подтвердив худшие опасения. Он почувствовал, что она взволновала, и ее тревога передалась ему.
– Что с учителем? Он жив? – с его губ была готова сорваться сотня вопросов об имане, его самочувствии и месте пребывания, но Альмас остановила его изящным движением пальцев. Уцепившись за его локоть, она направилась к рощице корявых саксаулов, замерших неподалеку. Вряд ли они могли найти среди них хорошую защиту от солнца, но Регарди догадался, что ее волнует не жар, а чужие уши. Рабочие бросали на них любопытные взгляды, где-то вдали недовольно кряхтел бригадир, но с помощницей Главного никто не стал бы спорить. Должно было случиться что-то выдающееся, чтобы Альмас забыла обиду и приехала к нему посреди дня, не беспокоясь о слухах насчет их отношений. На раскопках многие знали о том, что Арлинга прислал Главный, однако мало кто догадывался о знакомстве драгана с его помощницей.
Ответ Альмас несколько разочаровал Арлинга, который уже приготовился к интриге.
– Это Видящая, – сказала девушка, недовольно стряхивая с зонта залетевший на него песок. – Она очнулась.
Регарди постарался принять внимательное выражение лица, но чувствовал себя глупо.
– Она кричала все утро, отказывалась есть, просила отпустить, – Альмас развела руками. – Словно мы ее в тюрьме держим… Болезнь превратила ее почти в скелет, она даже с кровати встать не может.
– Сочувствую, – произнес Арлинг, но девушка иронично склонила голову.