Последний из Истинных
Шрифт:
располагала к долгому совместному проживанию, забирая сильных и безрассудных.
Селяне, родившиеся здесь, последним качеством не обладали напрочь, а
пришлые… Ну, что с них взять? Гунн-до не стал исключением. Мало того он ещё и
не оправдал надежд старожил, успев взять в жены тощую Тын-ды, но, не обрюхатив
её, сгинуть на первом же осеннем сенокосе. Как он пропал, никто не видел, зато,
бродивший до этого вокруг села старый нахлипхуэттер, надолго
на определенные выводы. Тын-ды, вновь осталась одна, только теперь ещё и с
приемной дочерью. Этот досадный факт, рисовал женщине совсем уже
безрадостные перспективы одинокой жизни, так как, по неписанным законам, в
очереди на появляющихся проходимцев стояла лишь вереница бездетных дам. Сунн
воспитывалась у новой мамы уже три года, своей она не помнила и суровое к ней
отношение считала нормальным, по-своему привязавшись к некрасивой долговязой
женщине. – Я вот располосую твою маленькую задницу, когда ты появишься, –
злобно пробухтела Тын-ды и зашла в покосившуюся избу. Сидящий невдалеке на
завалинке старый Пер ( это его сокращенное имя), неодобрительно покачал головой.
Вид вечно избитой маленькой девочки оскорблял его взгляд, но на робкую попытку
образумить Тын, та тотчас ответила предложением забрать девчонку себе и холить
её сколько влезет. Подобный поворот событий, любящего горячительные напитки
Пера, категорически не устраивал, и он был вынужден обиженно заткнуться. С
другой стороны, он решил, что примет предложение Тын, только не сейчас, а когда
Сунн станет немного постарше и сможет все делать по дому, а может и ещё чего. Но
до этих славных деньков оставалось ещё лет шесть, как минимум, когда девочке
исполниться хотя бы двенадцать. А пока, он всегда ласково разговаривал с Сунн и
помаленьку подкармливал девочку сладкими палочками, которые делал сам из
сахарного риса.
Дождавшись момента, когда Тын скрылась в доме, Пер встал и покачиваясь
побрел по улице. Пройдя дома Лоу-Лу, рябого Чяна и Доку-чи, он свернул на тропу,
ведущую к небольшому кладбищу, рядом с которым, как он знал любила играть
Сунн. Сейчас однако Сунн на лужайке не оказалось и Пер, обвел подслеповатыми
глазами раскинувшиеся перед ним окрестности. Слева и справа, поселок окружали
высокие и голые холмы. Прямо за кладбищем, глухой стеной стоял Черный лес, за
которым в полдне пути начиналась Граница. Впрочем, Пер так далеко не видел, но
живое представление о том, что могло случиться с заблудившейся девочкой, его
расстроило, и он хлебнул из красного бурдючка, с которым никогда не расставался.
По – видимому это сказалось на ясности зрения, и он заметил серое платьице прямо
перед собой, то есть на кладбище, среди могил. Пер, облегченно вздохнул, глотнул
немного ещё живительной влаги и зашагал прямиком к девочке. Следовало сказать
ей, чтобы она быстрее бежала домой, пока мачеха не разозлилась окончательно. Он
подходил все ближе и ближе, пока, наконец, до девочки не осталось шагов десять.
Он уже решил окликнуть её, но неожиданно язык присох у него к горлу, содержимое
бурдюка, вылитое в желудок, стало водой и, мгновенно испарилось. Глаза
выкатились из орбит, а потом он икнул и пукнул. Или наоборот. Или одновременно.
Сунн, сидела на корточках, возле могилы одноглазого Нуды и, напряженно
высунув язык, что-то чертила. Закончив, она подскочила, хлопнула в ладоши и
принялась приплясывать вокруг, что-то напевая. На третьем круге из могилы
выглянул полусгнивший череп, с целым стеклянным глазом, и защелкал зубами.
Именно в этот момент с Пером и произошел нелицеприятный казус. Голова Нуды
кружилась вслед движениям девочки, раскачиваясь в такт песенки и стуча зубами,
осуществляя музыкальное сопровождение. Внезапно Сунн резко остановилась и
тонула по могиле ножкой. Голова, разочарованно щелкнув зубами ( У Нудды до
самой смерти были отличные зубы), тут же провалилась в недра, сомкнувшейся
могилы, а Сунн, смахнула чертеж и помчалась в селение, так и не заметив, стоящего
в кустах и, все ещё продолжающего пукать и икать Пера…
–Ей же всего шесть и ты обязана пожалеть её,-Пер увещевал тихо, но
настойчиво. Он пришел в дом к соседке абсолютно трезвым тем же вечером,
решительно отодвинул опешившую Тын-Ды с порога и отправил девочку во двор.
Однако на том его успешные действия и закончились. Тын, услышав его рассказ, не
выказала удивления, а напротив, повела себя так, как будто давно об этом знала.
– Я не буду растить ведьмино отродье и тебе не позволю, – женщина уперла
руки в те места, которые многие у себя могли бы назвать боками и, решительно
нависла над вжимающим голову в плечи пьяницей. – Её следует немедленно
изгнать из селения, как когда-то односельчане прогнали её проклятого деда.
– О чем ты толкуешь? – Пер позволил себе некий мышиный писк.
– О том, о чем говорят лишь под воздействием «языковки» в постели. Или ты
думаешь, что я бы вышла замуж неизвестно за кого?