Последний из Истинных
Шрифт:
могут тоже пойти, – совсем уже повизгивая от самодовольства, воин легко спрыгнул
на траву, картинно придержав дверь открытой…
Шаг назад …
– « Дочки-матери – ведьмы…»
В Льюире царила атмосфера грядущего праздника. Город, названный по
имени своего правителя Эль-ира, собирался обрести правительницу. Пусть
номинальную, но одно то, что чернокожий император официально брал в жены
белую
Мужчины радовались возможности теперь без оглядки брать в жены тех, кто им
нравиться. Многочисленные полукровки, рожденные вне брака, получали
долгожданную надежду на возможность полноценной жизни внутри страны,
вместо поголовного отправления на Границу. Даже чистокровные Арикийки – в
основной своей массе, толстые и некрасивые, приветствовали этот шаг
диктатора, будучи от природы самыми добродушными женщинами, веря, что
этот шаг приведет к дальнейшему смягчению жестокого нрава Эль-ира. Что же
касается белокожего населения, бывшего княжества Орайо, то тут царило
ликование, граничащее с безумием. После того, как, все взрослое мужское
население было мобилизовано и отправлено в Оссию и Иутай, у, оставшихся в
княжестве женщин и детей, впервые появилась надежда увидеть кого-нибудь из
родных, которым ранее, было запрещено возвращаться со службы. Но, даже если
до столь милосердного шага, со стороны императора и не дойдет, то все равно,
обрести равноправие и узаконить многочисленные разноцветные браки, значило
дать полноценную жизнь своим детям. В общем, для каждого из жителей
объединенного княжества, а ныне единого государства – Арика, предстоящее
бракосочетание Эль-ира и Дивы Орайо, было событием, с которым связывалось
масса радостных надежд. Для всех. Кроме одного. Вернее одной горожанки. Той,
на которой, сейчас сошлись сотни тысяч вожделений. Той, которой, через два
дня, должно было исполниться пятнадцать лет. Белокурой красавице,
несчастной дочери погибшего князя, единственной девушке, чье принудительное
замужество, должно было дать свободу выбора всему остальному населению
страны. Богато расшитое золотом платье и драгоценности лишь подчеркивали
необычайную бледность её лица и тени под глазами. Раннее летнее утро
прощупывало лучами узкие прорези церковной кельи, бессильно натыкаясь на
толстые стены и напряженную атмосферу, царившую внутри. Финея, которая
привела сюда Диву, сосредоточенно рыскала по углам, проверяя не оставил ли
кто ни-будь по близости любопытных ушей заодно лихорадочно расставляя,
образа и зажигая перед ними, маленькие, источающие особый аромат, церковные
свечи. Девушка, взирала на эти манипуляции с холодным равнодушием, в котором
сквозило легкое недоумение. Никто из них не проронил не единого слова, с тех
пор, как они вошли в церковь, разбудив хромого священника, и не проникли сюда,
маленькое помещение, служившее складом, для не отреставрированных ещё
икон. Кроме того, эта келья была расположена прямо под алтарем и просто
дышала силой. Другими словами ведьма выбрала это место, как самое
безопасное для предстоящего разговора и судя по всему опасалась она не только
и не столько человеческих ушей.
Дива, впервые видела у няньки подобный приступ исступленного
сосредоточения. Наконец, Финея зажгла последнюю свечу и застыла,
погрузившись в себя, сделав знак девушке не шевелиться. Спустя довольно
продолжительное время ведьма глубоко вздохнула и открыла глаза.
– Что забыли мы здесь столь ранним утром? – холодно произнесла Дива,
расценив этот жест матери как сигнал к действию.
– У меня есть кое-что, о чем ты должна знать, – Финея говорила шепотом,
нервно озираясь и все время к чему-то прислушиваясь.
Дива всё с большей тревогой смотрела на ведьму, не спеша задавать,
терзающий её вопрос. С тех пор, как нянька неожиданно стала её матерью, а