Последний из могикан (адаптированный пересказ)
Шрифт:
С этими словами чудак вынул из кармана книжку и, нацепив на нос очки, открыл томик с таким почтением, которого требует обращение только со священными предметами. Вложив в рот какой-то странный инструмент, он издал с его помощью пронзительный, высокий звук. Вслед за тем взял голосом ноту октавой ниже и – запел.
О, как отрадно это —Жить в братстве и труде,Как будто благовонияТекут по бороде!Певец все время отбивал такт правой рукой. Его рука не переставала двигаться, пока не замер последний звук.
Магуа повернулся к Дункану и пробормотал несколько слов на ломаном английском языке, а Хейворд, в свою очередь, обратился к незнакомцу:
– Сейчас пока не предвидится опасности, но все же нам следует ехать без шума. Алиса, мне придется лишить вас удовольствия и просить этого джентльмена отложить пение до лучших времен.
– Как жаль! – с лукавой усмешкой ответила девушка. – Право, мне еще никогда не случалось слышать, чтобы так превосходно пели такие бессмысленные слова.
– Увы, но вашей безопасностью и безопасностью Коры я дорожу несравненно больше, нежели всей музыкой самого Моцарта!
Офицер замолчал и покосился в сторону чащи. На минуту ему показалось, что он увидел фигуру человека, но свет и тень ложились под пологом леса так причудливо, что очень скоро майор успокоился и вернулся к прерванному разговору.
Едва путешественники проехали несколько шагов, как ветви кустов у них за спиной осторожно раздвинулись, и оттуда выглянуло свирепое лицо индейца в грозной боевой раскраске. Злобное торжество осветило темные черты жителя лесов, провожавшего взглядом маленький беззаботный отряд. Легкие всадницы то исчезали, то появлялись среди ветвей; за ними двигался отважный майор на своей превосходной лошади, а позади всех – нескладный учитель пения. Наконец и его фигура скрылась среди темных стволов глухого леса.
4. История вождя могикан
В нескольких километрах к западу от того места, где проходил путь наших путешественников, на берегу небольшой, но быстрой реки сидели два человека. Было похоже, что они ждут кого-то. Ветви деревьев свешивались над водой, бросая на нее темную тень. Солнце уже не жгло с прежней силой, дневной зной спал. Тишина, царившая вокруг, лишь временами прерывалась постукиванием дятла или криком сойки.
Один из сидящих на берегу был краснокожим. Его почти обнаженное тело было расписано черной и белой краской, что придавало человеку сходство со скелетом. На бритой голове индейца виднелась только одна прядь волос, украшением служило орлиное перо, спускавшееся на левое плечо. Из-за пояса торчали томагавк и нож английского производства для снятия скальпов. На мускулистом колене небрежно лежало короткое солдатское ружье, какими англичане вооружали своих краснокожих союзников.
Его собеседник был одет в очень простое и грубое платье, однако по цвету лица в нем можно было узнать потомка европейских переселенцев. Он был худощав и мускулист, все говорило о том, что в жизни этому человеку сопутствовали риск и тяжелый труд. Одет он был в охотничью рубашку зеленого цвета; голову прикрывала летняя кожаная шляпа. За поясом у него торчал нож, кожаные штаны были зашнурованы по бокам, а выше колен перевязаны оленьими жилами. Кожаная сумка и рог с порохом довершали его снаряжение. К стволу соседнего дерева было прислонено длинное ружье. Во время разговора бледнолицый то и дело внимательно оглядывался по сторонам.
Беседа велась на индейском наречии, широко распространенном в племени делаваров.
– Предания ленапов, Чингачгук, говорят, что твои отцы пришли из страны заходящего солнца, переправились через большую реку, сразились с местными жителями и завладели их землями. Мои предки пришли от утренней зари, переплыли через Соленое Озеро и поступили точно так же. Не будем спорить об этом.
– Мои предки сражались с краснокожими, – сурово отозвался индеец. – Скажи, Соколиный Глаз, неужели ты не видишь разницы между стрелой и свинцовой пулей, при помощи которой белые посылают смерть?
– Я неученый человек и не скрываю этого, – сказал белый, покачав головой. – Но, судя по тому, что я видел во время охоты на оленей и белок, ружье в руках моих дедов было менее опасно, чем лук и стрела, которую послал в цель зоркий глаз индейца.
– Все это ты слышал от поколения своих отцов, – холодно ответил краснокожий. – Но о чем рассказывают ваши старики? Разве бледнолицые, когда появились здесь, были встречены краснокожими в боевой раскраске и с томагавками в руках?
– Хотя я и чистокровный белый, – ответил охотник, – я не одобряю многих поступков своих соотечественников. Впрочем, я не отвечаю за других. Скажи, Чингачгук, что говорят предания краснокожих о первой встрече твоих дедов с моими?
Индеец долго молчал; наконец торжественно начал рассказ:
– Мы пришли оттуда, где солнце вечером прячется за необъятные равнины. Дойдя до великой реки, мы вступили в борьбу с племенем аллигевов и бились, пока земля не покраснела от их крови. От берегов великой реки до Соленого Озера мы не встретили никого, только одни макуасы издали следили за нами. Мы сказали, что весь этот край наш, и мужественно завоевали его. Мы прогнали макуасов в леса, полные медведей, и они добывали соль из пересохших источников. Эти псы не выловили ни одной рыбы из Великого Озера, и мы бросали им только кости… Соленое Озеро давало нам рыбу, леса – оленей, воздух – птиц. У нас были жены, которые приносили нам детей. Мы поклонялись Великому Духу, и макуасы боялись наших победных песен. Первые бледнолицые приплыли в большой пироге… Это были голландцы. Они дали моим праотцам огненную воду, и те стали пить ее; пили с жадностью, пили до тех пор, пока им не почудилось, будто земля слилась с небом. И они решили, что увидели наконец Великого Духа. Скоро моим отцам пришлось расстаться с родиной. Шаг за шагом их оттесняли от любимых берегов. И вот теперь я, вождь великого племени, вижу лучи солнца только сквозь листв у деревьев и не могу подойти к могилам моих предков. Весь мой род погиб. Могикане, один за другим, отошли в страну духов. Когда же и Ункас уйдет вслед за мною, истощится кровь племени: ведь мой сын – последний из могикан!
– Кто упомянул об Ункасе? – послышался голос.
Из зарослей показался молодой индеец. Бесшумно проскользнув между двумя собеседниками, он сел рядом. Чингачгук перевел взгляд на лицо сына и спросил:
– Не осмелились ли гуроны оставить следы своих мокасин в этих лесах?
– Я шел по отпечаткам их ног, – ответил молодой индеец. – Их число равняется количеству пальцев на руках. Но они трусы и прячутся в засадах.
– Ничего, мы выгоним их из кустов, как оленей… Соколиный Глаз, сегодня надо поесть, а завтра мы сразимся с макуасами.
– Согласен. Но для того чтобы поесть, нужно добыть зверя… Да вот он! Внизу в кустах бродит крупный олень. Ункас, – обратился разведчик шепотом к молодому индейцу, – ставлю три мешка пороха против фунта табака, что попаду ему между глаз, причем ближе к правому, чем к левому.
– Не может быть! – воскликнул молодой индеец. – Ведь над кустами видны только кончики его рогов!
– Мальчишка, – усмехнулся Соколиный Глаз, обращаясь к Чингачгуку. – Он думает, что настоящий охотник не может сказать, где тело оленя, если видны кончики рогов.