Последний кодрант
Шрифт:
– Я подожду его здесь, – сказала она. – Он скоро придёт.
– А вот и не придёт, – мужчина коротко усмехнулся. – И что ты тогда будешь делать?
– Что-нибудь придумаю.
– Но ты же не станешь есть своего друга? Зачем он тебе?
– Не стану. Я похороню его.
– До гробов тебе его точно не дотащить. Да и слыханное ли дело, чтобы свиней хоронили, как человека.
– А я и не в гробах, – Талита начинала уже злиться. – Я похороню его под нашим деревом.
– Послушай, – почесав рыжую бороду, сказал мужчина. – Давай я дам тебе кодрант, а ты позволишь мне забрать поросёнка.
– Он не продаётся. Поищите других.
– А я и не покупаю. Если бы покупал, то предложил бы тебе динарий. Смотри. Главное ведь в маленьком твоём друге что?
– Что?
– Душа. Правильно? Ведь у поросят тоже должна быть душа?
– Да.
– Кодрант – это, конечно, мелкая монетка, но ведь не в том дело. Этот наш обмен будет символическим. Понимаешь? Как бы монетка заместит тело этого поросёнка. А душа его это непременно увидит, если она витает где-то тут, над нами. И тогда она прилепится до нужного срока к кодранту. И тогда ты спокойно можешь монетку похоронить. Ну или носить с собой до тех пор, пока посчитаешь
Талита задумалась. Такое предложение показалось ей разумным.
– Решайся, – поторопил мужчина. – Это хорошая сделка.
И хотя слово «сделка» прозвучало для Талиты неприятно, она всё-таки согласилась.
Монетка была медная. На одной её стороне отчеканены буквы, маленькие по кругу и две большие в центре, а на другой – чаша. Талита пока ещё не умела читать, но буквы выглядели красиво. Она улыбнулась, сжала монетку в ладошке и побежала в деревню. Хоронить кодрант она пока не решилась – пусть Гурунаки какое-то время ещё побудет с ней рядом. В деревне она зашла к кузнецу. Он пробил в монетке дырочку и даже нашёл крепкую льняную нить, чтобы Талита смогла носить монетку на шее как талисман. Она была безмерно этому рада…
***
– Раньше, – громким, чуть хрипловатым голосом говорил Тук, когда они расположились на ночлег на лесной опушке, на всякий случай окружив себя телегами и выставив караул, – раньше, давным-давно это было, росли повсюду на земле мясные деревья…
Так, так, так… Сейчас… Эйк сосредоточился и стал вспоминать… После подписания Вечного мира и начала строительства Вавилона произошло событие, истинные причины которого до сих пор никто не сумел понять. Это было похоже на эпидемию. Пожалуй, даже и не похоже, а именно эпидемией и являлось. Только психической. Бродившие с десяток лет в народе слухи о существовании некоего бога, которого пленили в середине Большой войны и спрятали в подземельях старого Ватикана, вдруг обрели такую силу, которая послужила созданию полуанархической военной структуры, целью которой в конце концов стал «крестовый поход» на Ватикан. Сформировалась целая армия с уцелевшей после войны артиллерией и танками, за отсутствием нефти приспособленными к работе на спирту, но в основном всё же с конной пехотой и обозами из обычных деревянных телег. Половину танков потеряли уже через неделю пути, опустошив все ёмкости с запасом спиртного. Но до Ватикана всё ж таки добрались. Однако там их ждал сюрприз в виде озадаченных рабочих, которые бурили скважину на месте бывшего Собора Святого Петра, чтобы воткнуть туда гигантский аккумулятор. Сопротивления никакого они не оказали, помогли допить остатки горючего и провели пятидневную экскурсию по развалинам апостольской библиотеки, показывая «спасителям» все тайные её закутки. Бога, сколько ни искали, нигде не нашли. Решили, что, наверное, он давно погребён под обломками или сумел выбраться и скрывается теперь где-нибудь в Гималаях. Идти в Гималаи не захотелось. Ещё через неделю, устав от беспробудного пьянства, они погрузили в телеги золотые кубки и книги с изображением потерянного бога и благополучно возвратились домой. Кубки переплавили на печатки, а книги продали с аукциона. Разговоры о боге переместились в тихие кабинеты правительственных чинов, где поначалу подумали, что было бы и неплохо заново воскресить древние государственные рычаги управления, но в итоге решили, что это как-то не по времени и громоздко и обратились к более простым проектам: тюрьмам, энергоцентралям и наркочипам. Так несостоявшийся бог распылился в безликой толпе. Но всё же не умер. А принял такие формы, которых никогда ранее не бывало. Кроме того, оказалось, что такого рода массовые психозы в одно и то же время обуяли не только жителей Вавилона, но и поселенцев всех других строившихся городов, от Вашингтона до Москвы и от Токио до Варанаси. В новой истории это явление записали как «пьяные походы», а само помешательство как «фантом бога».
Нда… Слишком много в воспоминаниях не свойственной ему иронии. Но в голове всё встало на свои места. Мог бы вспомнить будущее на целых четыреста лет вперёд, но забивать лишней информацией голову не следовало – память о ближайших событиях была сейчас куда важнее. Знать в эту минуту необходимо только самое существенное. Он Эйк. Он участник этого самого похода на Ватикан. Теперь он точно знает, где искать в скважине тайный вход в комнату симуляции. Впервые он обнаружит его ещё через два дня, безуспешно попытается отыскать способ открыть дверь, потом вернётся с обозами домой и обратит внимание на рисунок над своей кроватью, который сделали они когда-то вместе с отцом, бесследно пропавшим три года тому назад. Сопоставив увиденное в развалинах Ватикана с этим рисунком, он поймёт, что это схема одного из отделов апостольской библиотеки, скрытого за хорошо замаскированной дверью. И за дверью этой не что иное, как машина времени. Не совсем, конечно, такая, какой видели её фантасты прошлого. Но иначе этот механизм было и не назвать. Имел он довольно древнее происхождение, и к христианству отношения никакого у него не было. Когда-то им владели масоны, вырвавшиеся из так называемого «египетского плена» и благодаря ему сумевшие позже построить Иерусалим. Но по прошествии многих веков и злоключений он оказался в итоге на минус шестнадцатом этаже, связанном с «Апостольским архивом», где на стеллажах длиною в восемьдесят пять километров хранились десятки тысяч манускриптов, из которых для изучения открыта была лишь малая часть (до смерти папы Пия XI в феврале 1939 года). Впервые широкая публика узнала о существовании в Ватикане «машины времени» от отца Франсуа Брюна, которому, в свою очередь, эту тайну поведал бенедектинский монах (и по совместительству физик) Пеллегрино Эрнетти во время их встречи в 1960-х годах в Венеции. Брюн называл этот механизм «хроновизором» и описывал его в виде экрана, на котором отображались события прошлого, уловленные из информационного поля особым образом настроенными антеннами. Учитывая, что, по словам Брюна, в работе над механизмом принимали участие двенадцать серьёзных учёных, среди которых были Ферми и фон Браун, вполне можно было этому и поверить. Но тогда возникал закономерный вопрос – как могли «путешествовать во времени» масоны, когда ещё не существовало радиоэлектронных приборов? Кое-какие документы из бывшего «Апостольского архива», некогда вывезенные Наполеоном и потом попавшие в Библиотеку Конгресса, пролили отцу Эйка свет на истинный механизм работы хроновизора. Экран служил всего лишь источником воздействия на человеческое сознание (своего рода маятник гипнотизёра) и вводил реципиента в некое подобие транса, и тому казалось, что он проживает одну из своих прошлых жизней. Что происходило дальше, отец Эйка мог только предполагать. Всю сложность системы «подселение – выход в цель» пришлось постигать Эйку самостоятельно. Зато отец понял две другие интересные вещи. Во-первых, подселиться в нужную эпоху мог только человек, находящийся с этой эпохой и с конкретными в ней географическими координатами в резонансе. Такого человека отец называл «струной», а возникающий резонанс «аккордом». Подобрать такой аккорд было исключительно трудной задачей. И в силу этого «во-первых», и в силу второй причины – «струна» должна быть девственна в сексуальном плане. Этот более чем странный аспект никак не укладывался в голове у Эйка – каким образом банальный секс может быть связан со способностью резонировать с прошлым и будущим? Но он благодарил судьбу за то, что с этим у него всё было в порядке, а значит, в случае удачного исхода его поисков он вполне сможет управиться с хроновизором (точные даты и геолокации его не интересовали). Во времена масонов и тамплиеров никакого экрана ещё не существовало, а входить в резонанс позволяла либо музыка, либо особым образом произнесённая мантра. Для сочинения таких «ключей» привлекались особо одарённые люди, среди которых были, например, Моцарт и Пушкин. Возможно, они и не понимали истинного предназначения поступавших им заказов, но дверей они открыли, надо полагать, немало. «Струны» (когда требовалось конкретное время и место) находили по астрологическим картам – положение планет в «цели» особым образом должно было сочетаться с положением планет в натальной карте «струны». И если начиная с пятидесятых годов двадцатого века по старому летоисчислению в творцах необходимость отпала (их заменил «телевизор»), то за девственниками продолжали охотиться с прежним усердием, и усердия этого требовалось с годами всё больше, поскольку нравственность в этом смысле давно трещала по швам. Ещё в детстве отец учил Эйка пользоваться хроновизором. Они чертили с ним разные схемы, изучали значение малопонятных терминов. Эйк всегда считал, что это такая игра, и ему было интересно. Одна из таких схем, убранная под стекло в рамке, и висела у него в комнате над кроватью. Отец не говорил конкретно что это за чертёж, но особо настаивал на его важности, заставляя Эйка учить наизусть каждый его штрих. И Эйк изучал, всякий раз перед сном путешествуя по таинственным коридорам, пока не добирался глазами до красного крестика, возле которого отец написал «Оми Рори рант». Звучало волшебно. Но что это означало, Эйк не догадается до того момента, пока не вернётся из своего первого похода. Потом уже в одиночку он снова отправится в Ватикан, а по дороге повстречает пропавшую в первом походе Анжи. До этой встречи в будущем они ещё не знакомы. Вернее, были бы не знакомы, если бы этого будущего сейчас оба не знали. Анжи расскажет о том, что отправилась в паломничество, преследуя исключительно духовные цели – у неё были вопросы, которые она хотела задать богу, если бы того удалось найти и освободить. Ей было всего лишь пятнадцать, и по наивности своей она полагала, что и те, к кому она примкнула, искали примерно того же. Но жестоко ошиблась. На второй половине пути она всё чаще стала замечать на себе сальные взгляды мужчин. Потом взгляды перешли в словесные заигрывания на грани приличия, и наконец просто в откровенные домогательства. Женщин в походе было гораздо меньше, а молодых и симпатичных и вовсе она не встречала. Ей не оставалось ничего другого, кроме как убежать. В лесу она заблудится, и на дорогу выйдет только спустя десять дней. Там и встретит Эйка. Он поделится с ней своей едой и знанием о тайной комнате, в которую в прошлый раз не смог попасть, не подозревая о заклинании. Она поверит ему, и с этого момента их судьбы соединятся…
В свой первый раз они едва успели до закладки аккумулятора, вход в скважину оставался свободен, а оттуда по лабиринту можно было добраться до хроновизора. Эйк, ещё не до конца уверенный в своих догадках, произнёс у входа «Оми Рори рант» – и дверь отворилась! Долго изучать симулятор не пришлось, уроки отца оказались наконец по-настоящему востребованы. Им с Анжи было без разницы, в каком времени оказаться, поэтому они уселись в одно кресло, взялись за руки, подвинули рычаг на шкале времени до упора и включили экран. Что они хотели – отыскать бога или убежать от настоящего, – никто из них точно сказать не мог. В силу своей молодости и безотчётной убеждённости в правоте, они не испытывали сомнений. А первые нежные чувства, вспыхнувшие между ними, вынуждали храбриться и показывать себя с самых лучших своих сторон. Так они первый раз и «переселились». И получилось, что синхронизировались и теперь всегда оказывались друг с другом связаны каким-то общим событием. Сеанс прерывался в неожиданных местах, и всё время Эйка выбрасывало на две недели назад, к тому самому костру, у которого вещал о мясных деревьях Тук. Вряд ли это был настоящий (физический) перенос. Скорее всего, полагал Эйк, их каким-то образом зациклило, и никто в комнате с симулятором не мог их вывести из состояния гипноза (об этом они почему-то подумать заранее не удосужились). Сколько на самом деле прошло времени? Скорее всего, комнату уже запечатали аккумулятором, и физического выхода всё равно отныне не существует. Но время в хроновизоре могло протекать иначе. В любом случае, необходимо искать выход. И они искали. И ни секунды ни о чём не жалели. Всё. Ничем другим голову в эти первые минуты выброса не следовало забивать.
– Ты что-нибудь видела?
– Смутно. Как в тумане. Видела тебя на берегу, как ты разговаривал с мужчиной. Но слова искажались, и картинки то вытягивались, то мерцали, то пропадали совсем. Потом всё померкло. Я только чувствовала, как бьётся твоё сердце. И мне стало спокойно. Я будто уснула у тебя на груди.
– Я же говорил, что мы никогда не разойдёмся.
– Хорошо, если так.
Эйк выглядел как никогда серьёзным. Они уже не бежали к скважине, а шли спокойно, взявшись за руки и наслаждаясь близостью своих тел и своих мыслей.
– Я тут подумала… Глупая, наверно, мысль. Но всё же. А что если бесы, которых изгоняли в былые времена экзорцисты, на самом деле такие же подселенцы, как мы с тобой?
Конец ознакомительного фрагмента.