Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток
Шрифт:
— Это сумасшедшая! — шепнул кардинал. — Вашему величеству лучше удалиться: я вижу в её глазах опасный огонёк.
Но герцог Уэссекский, которому изумление не позволяло до сих пор вымолвить ни слова, теперь пришёл в себя и попросил королеву выслушать несчастную девушку, на что Мария согласилась, несмотря на усиленные протесты кардинала. Тогда Мирраб, задыхаясь от волнения и путаясь в словах, рассказала,
— Я сама не знаю, как это вышло, — прибавила она, дрожа всем телом, — молодой чужестранец насмехался надо мною... и я... убила его!
— Так это ты, девушка, убила дона Мигуэля? — в ужасе воскликнула королева.
А герцог только низко опустил голову и с отчаянием прошептал: — Боже милостивый! Как мог я быть таким слепым!
Кардинал снова попытался убедить королеву «не верить тому, что говорит помешанная», но Мария гордо ответила, что ничему не поверит, пока не выслушает леди Урсулу Глинд, и послала за нею одну из фрейлин.
Тем временем герцог Уэссекский старался успокоить Мирраб, обещая, что ей ничего не будет за её признание в убийстве. Следуя его примеру, Мария также ласково поговорила с девушкой и предложила ей поселиться в любом монастыре по её выбору, чтобы замолить совершенный ею страшный грех; но прежде всего лорд Чендойс должен взять у неё показания, которые Мирраб подпишет и подтвердит клятвой. Опустившись на колени, Мирраб с благоговением слушала слова королевы, но, перед тем как её увели на допрос, она робко попросила у герцога Уэссекского позволения поцеловать ему руку. Он тотчас протянул ей руку, она покрыла её горячими поцелуями... и навсегда исчезла из его жизни, чтобы мирно окончить дни в монастыре, щедро одарённая королевой.
Почти вслед за её уходом явилась Урсула, с лёгким румянцем на щеках; ни на кого не глядя, она устремила почтительный взор на королеву, но по её глазам видно было, что мысли её где-то далеко.
— Леди Элис передала вам... — спросила Мария.
— Всё решительно! — перебила Урсула, вкладывая в эти слова то, что волновало её душу, и обменялась с герцогом молчаливым взглядом, говорившим красноречивее всяких слов.
— Дитя, — обратилась к ней королева, видевшая эти взгляды и не ошибаясь в их значении, — значит, вы не были тогда с доном Мигуэлем?
— Нет, ваше величество, — ответила Урсула, — леди Элис сказала мне, что на меня очень похожа бедная девушка... что его светлость был введён в заблуждение... и...
— Но, дитя, зачем же вы солгали?
— Его преосвященство научил меня, что надо сказать перед судом, чтобы спасти герцога.
Голос её понизился до шёпота, так что её могли слышать лишь королева и герцог Уэссекский.
— Это ложь, ваше величество! — попытался защититься кардинал.
— Нет, это правда! — громко произнесла Урсула. — Прошу ваше величество взглянуть на меня и на этого человека, чтобы рассудить, у кого из нас на лице написан страх.
Словно повинуясь её словам, Мария Тюдор взглянула на испанского кардинала, но он смело встретил её взгляд, умея даже при поражении сохранять величие.
— Возвращайтесь к своему государю, милорд, — с презрением сказала королева. — Данное мною обещание я свято исполню, но скажите ему, что если он желает завоевать сердце английской королевы, то должен присылать к ней честных людей.
Не обращая больше никакого внимания на кардинала, она сделала знак своей свите и, не оглядываясь на то место, где похоронила своё счастье, твёрдыми шагами направилась во дворец.
Площадка возле фонтана опустела. Высокий, статный мужчина и стройная, тонкая девушка стояли лицом к лицу, не произнося ни слова. Каждому из них надо было многое загладить, многое простить, и слова были бессильны выразить то, что наполняло их сердца.
Тихо ложились на землю вечерние тени; вдали слышался убаюкивающий шум воды в реке; над пышным Гемптон-коуртом одна за другой зажигались бледные осенние звёздочки. Герцог Уэссекский тихо опустился на колени и прижался горячим лбом к нежным рукам склонившейся над ним молодой девушки. Оба чувствовали, что отныне со всякими недоразумениями покончено навсегда.