Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток
Шрифт:
— Теперь я понимаю тебя, — прошептал он, — теперь я знаю, что такое жизнь и любовь. Одно мгновение совершенно переродило меня. Я знаю теперь, какое блаженство быть рабом женщины!
фаворитка с изумлением и замешательством посмотрела на него.
— Заполия! Ты ли это? Неужели это говоришь ты, человек с каменным сердцем, который никогда не любил?
— Теперь я понимаю тебя.
— Нет, нет, — простонала наложница, — ты не можешь меня понять!
Заполия разразился диким смехом и потащил её вверх по ступеням, к дверям собора.
— Посмотри, — сказал он, — человек, которого ты любишь, стоит с ней перед алтарём. Посмотри, эта женщина
— Я попытаюсь поговорить с ним, — прошептала наложница. — Если это не удастся, то горе мне и ему!
С этими словами она проскользнула в собор. Закутавшись в плащ и надвинув на голову капюшон, она пробралась вперёд, опустилась на колени рядом с Цетриком и тихо позвала его по имени.
Тот сейчас же узнал её и тихо прошептал:
— Король спрашивал о тебе.
— Я должна поговорить с королём, — ответила она.
Цетрик покачал головой, но наложница настаивала на своём и просила до тех пор, пока Цетрик не согласился передать королю, что она будет на маскараде, который должен был состояться в тот же вечер. Она подробно описала ему свой костюм и обещала наградить по-царски.
Затем она поднялась и снова пробралась к выходу. У своего дома она встретила Заполию и заклинала его подождать до следующего дня. Воевода со странной улыбкой спросил её, в каком костюме она будет на маскараде.
— Я тоже испытаю ещё одно средство, — добавил он, — если это не удастся, то я возьмусь за оружие.
Снова раздались пушечные выстрелы, зазвонили колокола и заиграла музыка. Мария и Людовик вышли из собора. Женщины и девушки бросали им под ноги цветы. Теперь Мария была уже королевой Венгрии. Вдруг к ногам короля упала большая, пышная красная роза; он нагнулся, чтобы поднять её, и посмотрел, кто её бросил. Это была его наложница; она стояла у окна, взволнованная и более красивая, привлекательная и опасная, чем когда-либо. Король вздрогнул, он не мог оторвать от неё свой взор. Несколько часов тому назад он клялся любить только её; теперь он забыл её, но всё же чувствовал, что продолжает любить эту женщину, и это пугало его. Жгучее пламя срасти снова загорелось в его сердце.
Тут Цетрик нагнулся к его уху и что-то прошептал. Наложница с напряжённым вниманием следила за выражением лица Людовика; он поднял к ней свой взор и прижал розу к губам.
Наложница бросила насмешливый взгляд на молодую королеву и исчезла из окна.
Некоторое время спустя Цетрик пришёл к ней и многозначительно произнёс:
— Король ждёт тебя.
V
Мария
За венчанием и коронацией в старом соборе последовал блестящий банкет в зале королевского замка. Ещё за несколько дней до свадьбы королевская казна была пуста, однако Людовик II строго-настрого приказал своему министру финансов, крещёному еврею Эмериху Черенцесу, достать суммы, нужные для свадебных и коронационных торжеств. Еврей жаловался, проливал слёзы, но всё же собрал деньги, нужные для соответствующего приёма молодой и прекрасной эрцгерцогини Марии Австрийской.
В замке были накрыты роскошные столы, дворянство, которое обыкновенно учитывало все мельчайшие расходы короля, было сегодня в восторге, что удалось скрыть бедность венгерского короля от немецких гостей.
Банкет продолжался уже несколько часов и, казалось, не собирался
Мария сняла с себя корону и тяжёлую мантию и, сделав графине знак не сопровождать её, быстро поднялась на башню. Добравшись до верхнего этажа, она открыла окно и высунулась в него. С одной стороны виднелся лес, освещённый последними лучами заходящего солнца, с другой — тёмная масса собора, крыши домов и их серые, закопчённые стены. Снизу глухо доносились музыка, возгласы и смех пирующих. Молодая королева долго смотрела в окно, ветер играл её локонами и освежал лицо.
Вдруг в дверь комнаты постучали. Мария с досадой повернулась. Это была графиня Лаленг; она сказала королеве, что её желает видеть по очень важному делу Заполия, воевода Трансильвании, о котором Мария уже слышала как о враге государства и престола. Она бросила ещё один взгляд в окно и в раздумье пошла вниз. Поправив причёску, она вышла в небольшую приёмную, куда графиня ввела Заполию. Графиня вышла, а королева, скрестив руки на груди, гордо подошла к воеводе и испытующе взглянула на него. Заполия спокойно выдержал её взгляд, низко поклонился и подошёл ближе.
— Что привело тебя к нам? — холодно спросила Мария. — Что нужно Заполии, врагу престола, от королевы?
— Я хочу объявить королю войну, — ответил воевода, — и хочу сделать тебя своей союзницей.
— Против короля? Моего мужа? — спросила Мария и рассмеялась.
Этот смех смутил Заполию; он неуверенно продолжал:
— Я знаю тебя лишь несколько часов, но знаю тебя лучше тех, кто воспитал тебя и выдал замуж за короля Венгрии. Ты — женщина, стоящая выше многих мужчин. Твоя душа жаждет великих дел, ты не можешь найти удовлетворение в рукоделиях и танцах. Ты должна исправлять законы, приговаривать к смерти и миловать, объявлять войны и заключать мир: это — твоя сфера. Ты можешь жить только так, но не иначе. Тебе же дали корону, которая никуда не годна. Я пришёл, чтобы вывести тебя из подобного недостойного положения!
Мария с изумлением смотрела на воеводу, слушая его речи, но тот говорил так спокойно и решительно, что нельзя было сомневаться в справедливости его слов.
— Говори яснее! — нетерпеливо прервала его королева.
— Хорошо, — ответил Заполия. — Те, кто возвёл тебя на этот престол, обманули тебя. Ты найдёшь страну, которая сгнила и разлагается, народ, который видит свою свободу в анархии, короля без власти и уважения, действиями которого руководят минутные капризы.
Мария в волнении отступила.
— Докажи! — запальчиво воскликнула она.
— Вот я стою перед тобой, — сказал Заполия, ударяя себя в грудь. — С тех пор как Людовик II носит корону, я — его враг; но разве он смеет поднять на меня руку? Разве этого недостаточно?
— Что сделало тебя его врагом? — спросила Мария.
— Я ненавижу его, — ответил воевода, — потому что люблю Венгрию, а он ведёт её к погибели.
Мария отвернулась; её гордость была оскорблена тем, что Заполия осмеливается так говорить о её супруге. Однако она не решалась назвать его лгуном, а потому медленно подошла к окну и подставила свои пылавшие щёки вечерней прохладе. Затем она снова обернулась к воеводе.