Последний козырь Президента
Шрифт:
– Вчера Вы пришли к нему домой и всё ему рассказали. Вероятней всего, Вы предложили ему сделку: он женится на Вас, за что Вы не сдаёте его полиции, но всё пошло не так, как Вы планировали. Беляков ответил Вам отказом. Я прав?
– Он сказал, что уедет на Ставрополье, и там его менты с собаками не найдут, – выдохнула женщина и зарыдала в голос.
В этот момент в кабинете появился Харитонов. Юрий многозначительно посмотрел на меня, потом на плачущую Поташову, потом опять на меня.
– Мария Поташова пришла сообщить фамилию и адрес угонщика автомобиля Смирновой.
– Красная «Мазда»? – не поверил удаче
– Она самая.
– А почему гражданка плачет?
– От радости… за наши с тобой высокие показатели раскрываемости преступлений по горячим следам.
Преступление было раскрыто, можно сказать, без моего участия. Об этом я доложил Кавалерову, после чего вернулся к поиску педофила. Радости от проделанной работы не было: меня продолжала мучать мысль о том, что я забыл и не доложил Баринову что-то важное. Я сидел над материалами ОРД [27] , но, честно говоря, мысли мои витали далеко от написания плана оперативно-розыскных мероприятий.
27
ОРД (сокр.) – оперативно-розыскное дело.
Я попытался мысленно «отмотать» назад наш разговор с Харитоновым и поймать тот момент, когда у меня возникли смутные ассоциации, связанные с допросом Усманова. Помнится Харитонов сказал, что в нашем деле без агентуры нельзя. Да, именно так он и сказал, и в этот момент у меня возникло ощущение, что эти слова я уже где-то слышал. Скорее всего, что-то подобное говорил на допросе Усманов. Кажется, он говорил что-то о верных ему людях. Тогда при чём здесь агентура?
Вспомнил! Исса говорил, что верные ему в Правительстве люди добыли для него информацию. Меня тогда покоробило упоминание о чиновниках из аппарата Правительства РФ, которые за деньги «сливают» информацию любому, кто может заплатить. Я тогда мысленно обозвал их высокооплачиваемыми «стукачами».
Так, надо вспомнить, что именно за информацию из кремлёвских источников получил Усманов. Чёрт! Не помню! Перед глазами чистый лист и больше ничего!
Чистый лист! В тот день я действительно ничего не записывал, даже не пользовался диктофоном. Результаты беседы с Усмановым я намеревался изложить в рапорте после возвращения к себе в кабинет на Лубянку. Намеревался, но не успел, так как на моих глазах врезалась в столб красная, как кровь, иномарка.
Кровь! Исса сказал, что за эту кровь заплатили дважды: один раз заказчик, второй раз он, когда покупал интересующую его информацию. За чью кровь? Ну, конечно, за кровь Воронцова! Усманов вызвал меня, вернее, не меня, а офицера Центрального аппарата ФСБ, чтобы сообщить о неизвестных фактах убийства Воронцова.
Что же он мне в тот день рассказал? Когда Исса говорил, у меня в памяти всплыло глубокое горное ущелье, куда должно было свалиться моё простреленное тело, и ещё эхо. Да-да, эхо от автоматной очереди, которую поверх моей головы выпустил Казбек. Кажется, Исса тогда сказал, что он ещё в детстве усвоил две простые истины: нельзя прыгнуть выше головы и не следует пытаться поймать эхо. К чему он это сказал? Он как-то связал это с человеческой глупостью. Именно с глупостью! Кажется, он говорил, что люди по глупости ставят себе в жизни ложные цели и после этого всю жизнь страдают от того, что не могут этих целей достичь.
В этот момент словно пелена спала с моей истерзанной памяти, и я словно вживую услышал голос Усманова: «Запомните и передайте! Смерть Воронцова – всего лишь отвлекающий манёвр, ложная цель».
Я тогда спросил у него, кого и от чего должна отвлечь смерть чиновника высокого ранга. Помнится, Исса ответил, что смерть Воронцова преследовала две цели: зациклить внимание Федерального центра на самом факте смерти крупного госчиновника и, если получится оказать на политических тяжеловесов психологический прессинг. Неизвестные силы как бы посылали им «чёрную метку», словно говорили: «Смотрите и трепещите! Сегодня мы убрали Воронцова, а завтра очередь может дойти и до вас»!
– Кто заказчик? – спросил я тогда у Усманова. Он ответил, что точно сказать не может, но до него доходили слухи о каком-то таинственном злодее с немецкой фамилией.
– Фамилию назвать не могу, но она чем-то напоминает русское имя «Таня», – сказал Исса, после непродолжительной паузы.
– Может, Таненбаум? – уточнил я.
– Может и так, – легко согласился подследственный. – Однако за точность я не ручаюсь, потому как не знаю, кто это такой и чем он дышит.
Потом Усманова увели, но на пороге кабинета он остановился и, повернувшись ко мне, произнёс:
– Полковник! Это только начало. Скоро с гор сойдёт лавина. Не упусти этот момент!
Я тогда не понял, что он имел в виду. Не уверен, что понимаю это выражение и сейчас. Может, он имел в виду покушение на канцлера ФРГ? Скорее всего, нет. Возможно, предугадывал, что впереди у нас, у россиян, большие перемены, а вот «спусковым крючком» к переменам и должно было послужить убийство канцлера! Я даже допускаю, что он ничего не знал о готовящемся покушении. Скорее всего, как человек образованный, Усманов предугадывал, что последующие события несут в себе хаос, политический кризис и развал государства. Поэтому и стремился к власти.
В условиях всеобщего развала и вселенской путаницы Чечня становилась не просто субъектом Федерации, её статус повышался на несколько порядков. Это было бы самостоятельное государство мусульманского толка – то к чему сейчас стремится вооружённая оппозиция. Если такое развитие событий ему на руку, то зачем он меня предупреждал? Возможно, не был полностью убеждён в правильности избранного им пути, а возможно, предчувствовал, что ему не дожить до инаугурации.
Ход моих мыслей прервал зазвонивший, точнее, противно задребезжавший чёрный эбонитовый телефон, установленный в отделе в тот легендарный период, когда весь московский уголовный розыск ловил знаменитую банду «Чёрная кошка».
– Уму непостижимо! – пробормотал я, снимая телефонную трубку. – И где только этот реликт отыскали? Алё! Нет, извините, я не вам. Да, майор Васильчиков слушает.
– Вы Шоколадником занимаетесь? – начальственным басом спросила эбонитовая трубка. Шоколадником мы обозвали педофила, который перед нападением на очередную жертву угощал ребёнка плиткой шоколада. Делал он это не из человеколюбия, и не от избытка доброты, а из чисто практических соображений: согласитесь, трудно кричать и звать на помощь, когда рот наполнен шоколадом.