Последний кровник
Шрифт:
Диана и Владимир были ошарашены, когда узнали, что женщину отравили.
На другой день из Москвы прилетел следователь по особо важным делам подполковник милиции Селезнев, знакомый Владимира по расследованию злодейского убийства его сестры.
В этот же день он пригласил Владимира и, расспросив о знакомстве с Масудовой, сообщил ему:
– Да, она жена Масудова, только не командира отряда из охраны чеченского представителя, а главаря банды, уничтоженной еще весной 1996 года. Юлия, несмотря на то что имела малолетнего сына, поклялась отомстить за мужа и записалась в отряд шахидов. Она и родственник Басаева Ваган Шерипов исполнили наказ Шамиля – казнили твою сестру Лилю. Это я узнал, побывав в селе, где ты родился. А до меня там побывала эта самая Юля, выведала у твоей
Владимир не сказал Диане, что охотились на него, но предупредил об осторожности, чтобы не заводила никаких новых знакомств.
Криминальную загадку удалось разгадать быстро. Все случилось до смешного просто.
Юлия готовилась к встрече с Дианой, надеясь завлечь в свой номер и Владимира. Купила дорогого вина, фруктов, конфет. У нее, по словам сына, часто болела голова, и она на тумбочке рядом с кроватью держала коробку с таблетками спазмалгона. Среди этих таблеток обнаружены и несколько таблеток цианида, точно такие же по форме и по цвету. Как они там оказались, разбираются.
После обеда, уложив сына спать, легла и Юля. И крепко уснула: ночью плохо спала. Проснувшись, почувствовала сильную головную боль, достала таблетку спазмалгона. Точнее, цианида…
Вот такая случилась странная история с отравлением.
– Не зря говорят: «Бог шельму метит», – сказал Владимир, выслушав следователя по особо важным делам.
Поцелуй Дианы
Появление рядом жестокой шахидки и ее коварный замысел, случайно не реализованный, напомнили Владимиру о гибели сестры. Грудь стиснуло болью. Он не находил себе места. Вышел из номера, где с египетскими спецслужбами Селезнев вел расследование, походил из стороны в сторону, не решаясь вернуться в свой номер, и наконец решил: надо снять стресс. Зашел в бар, выпил рюмку коньяка, вспомнил, что Диана ждет его с расспросами; купил бутылку, кое-какую закуску и поднялся в свой номер. Позвонил журналистке.
Диана обратила внимание на его подавленное состояние, подошла к нему и положила руки на плечи:
– Что случилось? Какое отношение имеешь ты к этой женщине и к ее отравлению?
– Успокойся. Никакого. Просто очень неприятная история. – Владимир умолчал, что таблетка с ядом предназначалась ей или ему. – Следователи разбираются, кто виноват, кто подсунул ей таблетки цианида… Давай лучше выпьем. Настроение у меня действительно препаршивое. – Он достал из пакета коньяк, закуску, выложил на журнальный столик. Раскупорил бутылку, извлек из серванта рюмки, наполнил их.
– Ничего, что коньяк?
– Ничего. В студенческие годы приходилось и этот напиток пробовать.
– Тогда за нас, за наши лучшие годы, что ждут впереди.
Они выпили.
– У тебя есть жених? – спросил Владимир.
Диана пытливо глянула ему в глаза:
– Тебя это очень интересует?
– Не очень. Но хотелось бы знать.
– Да, есть, – твердо ответила Диана. – Сынок папиного дружка, генерала МВД. Мы вместе учились в университете, на факультете журналистики. Толковый парень, неплохой журналист. Взяли в «Комсомолку». – Замолчала, задумалась. – Да, он сделал мне предложение. Но… – Снова помолчала. – Любовь, как я поняла, серьезное испытание. Вроде бы нравился парень, а что-то настораживало. Сказала, чтоб подождал, что я еще не готова к семейной жизни. И вот однажды, после выпускного вечера, он пригласил меня в ночной клуб на танцы. Раньше я не бывала там. Шикарный зал, шикарный оркестр, шикарный бар. И публика, не похожая на нашу, университетскую, – наряженная, разухабистая. Олег, мой парень, угостил меня дорогим вином, не помню названия, заказал еще. И когда захмелел, открыл мне тайну, почему торопится жениться: иначе
– Ты отказала ему?
Диана снова помолчала.
– Нет. Пожалела его отца, друга моего папы… Хватит об этом, – вдруг решительно прервала свой рассказ девушка. – Налей лучше еще. Мне сегодня почему-то хочется напиться…
Они выпили бутылку до дна. Потом, как и в день приезда, стали танцевать.
– Ты не похож на летчика, – лукаво, с улыбкой вдруг сказала Диана. – Даже поцеловать не решаешься. – И впилась ему в губы. – Вот так умеют целоваться недавние студентки факультета журналистики МГУ.
Неукротимый огонь охватил все тело Владимира. Губы Дианы были нежными, притягательными и дышали дурманящим ароматом. Он ответил на ее поцелуй и стиснул стройный, заставивший трепетно забиться сердце стан. Чуть приподнял. Диана обвила его шею руками, и он понес ее в кровать.
В Докучаевке
Двенадцать дней промелькнули как одно мгновение. Когда прилетели в Москву, Диана пригласила Владимира к себе в гости.
– Как воспримут твои родители наше знакомство? И претендент на твою руку?
– Нормально. Родителям я говорила, что не люблю Олега. И не собираюсь ставить претендента в известность о своих знакомых. Скажи лучше, мы будем поддерживать связь?
– Не только связь. Я, если ты не против, собираюсь на тебе жениться. Вот слетаю в часть, узнаю, как обстоят дела, и заявлюсь с предложением.
Она поцеловала его.
Родители Дианы, пожилые, с добрыми лицами интеллигенты, встретили друга дочери тепло и гостеприимно: уставили стол дорогими закусками, вином и коньяком. Жила профессорская семья в достатке. Отец Дианы, седовласый Павел Прокопьевич, узнав, что Владимир летчик, весь разговор сосредоточил на авиации, чем снял с Владимира беспокойство о вопросах службы, дальнейших планах, об отношениях с Дианой. А он и сам не знал, что ждет его в полку. Да, он готов жениться на Диане, но не прошло еще и месяца после гибели сестры. И Диану он знает несколько дней. Курортный роман – одно, а семейная жизнь – другое…
У Понариных – фамилия семьи профессора – он переночевал в прихожей на диване и утром отправился на Павелецкий вокзал, чтобы навестить в родной Докучаевке родителей – они вернулись в свой дом, как только Владимир сообщил, что киллер убит и опасность миновала.
Перед событиями в Чечне Владимир заезжал к родителям. Поселок небольшой, около ста пятидесяти дворов, выстроенных в два ряда по бокам трех прудов, соединяющих жителей тремя плотинами. В прудах мальчишки ловят карасей, плотву и карпов. У каждого дома (немало в поселке еще и «избушек на курьих ножках» – неказистых хатенок) яблоневые, грушевые, вишневые и сливовые сады. А некоторые жители умудряются, несмотря на суровую зиму, выращивать и абрикосы, виноград. Дом родителей достался им по наследству от умершего деда, который прожил в нем один около десятка лет, и Владимир помнил, как с детства помогал отцу ремонтировать то крышу, то окна, то сени.
Дом здорово обветшал и нуждался в капитальном ремонте; отец, Василий Яковлевич, в силу своих возможностей подправлял кое-что, даже сад обновил новыми яблонями.
Знакомый сосед – приятель отца, бывший председатель колхоза – Петр Афанасьевич с умилением рассказывал, какие роскошные сады цвели здесь до войны. Их разделили между колхозниками по два рядка (по два десятка фруктовых деревьев), и люди ухаживали за ними, собирали осенью богатый урожай. Но во время войны сады вырубили, пожгли – топить зимой было нечем. До войны и колхоз был богатый, и колхозники не голодали. После войны хозяйство восстанавливали с трудом: мешали всякие постановления правительства. Даже сады, воссозданные потом и кровью, пришлось снова вырубать – непосильные налоги вынудили. Лишь с приходом Хрущева жизнь в колхозах начала восстанавливаться. Оказалось, ненадолго…